Аромат от месье Пуаро

– И сожжем, если понадобится, – вдруг спокойно произнес Владислав Игоревич. Он все понял. Ее проблема, что она оказалась в числе этих жильцов. Но из дома их выселят любой ценой. И он, Чащин, лично проследит за этим. Иначе ему, Чащину, не жить. Вот в прямом смысле слова. Этот долг ему никто не простит. Эти ребята поздравлять с Пасхой куличами не будут. Так что говорить не о чем. И чем раньше она поймет, тем лучше. Ну а деньгами он поможет. В конце концов, ребенок его, наверняка не врет. Такие не врут. Чащин загляделся на Наташу Северцеву. Ее глаза метали молнии, брови хмурились, и хотелось расцеловать такое милое в гневе лицо. «А я не промах! Такую девку захапал. Правда, нечетко помню. Но все совпадает. Июнь, да, июнь! Ох, и гуляли тогда. Ой, что вспоминать, блин, повторить бы», – подумал Чащин и перевел глаза на огромный живот Наташи.

– А так помогу. Я же понимаю… – произнес он.

– Поможете? Вы решите проблему с домом?

– Ты как слушаешь?! – воскликнул Чащин и выругался. – Я же тебе сказал: вопрос с домом – дело решенное. Да хоть вы повыпрыгивайте из окон. Можешь идти куда угодно – хоть к папе римскому. Не поможет. Все документы подписаны.

– Но там же столько людей. Среди них пожилые.

– Ты о ком волнуешься? Ты о себе волнуйся! – указал Чащин на живот.

– А что это вы мне тыкаете?! – вдруг опомнилась Северцева.

– Э-э? – растерялся Чащин.

– И, кстати, у вас же могут быть проблемы, – продолжила Наташа, – большие. Люди до отчаяния доведены.

– Я – тоже, – вдруг ответил Чащин, и Наташа вмиг поняла тщетность всех своих попыток. Она откинулась в кресле и замолчала. В кабинете стало совсем тихо.

– Ну конечно, хотелось бы как-то мирно, что ли, – спохватился чиновник.

Наташа уже не слушала – от Чащина зависит только подпись на документах. Она поставлена. Все остальное в руках этих невидимых и всесильных. Никакой надежды. Северцева посмотрела на Чащина. Его лицо можно назвать приятным. Но сейчас на нем было выражение испуга и злости одновременно.

– Хорошо, вам не нужен шум?

– Совсем не нужен. Там столько деликатных моментов, – ответил Чащин.

– Понятно. Я постараюсь вам помочь. Я постараюсь уговорить людей. Но с одним условием.

– С каким? – ухмыльнулся Чащин.

– Все они должны остаться в центре. Понимаете? Они не должны уехать в какое-нибудь Строгино.

– Чем Строгино плохо? – обиделся за район Чащин.

– Всем. Там живет мать, которая меня бросила.

Последнюю фразу Наташа произнесла без какого было умысла. Она просто уже устала, хотела есть, у нее кружилась голова. И она понимала, что в этом кабинете – последняя надежда хоть что-то сохранить. «Понятно, что дело решенное. Они не остановятся ни перед чем. И всех расселят наобум. Как проще, дешевле, а потому куда подальше. Но Чащину не нужен этот шум. Он боится. Причем всего. И жителей, и бандитов, и городского начальства. Надо этим воспользоваться и хоть что-то выторговать», – подумала Наташа.

– Понимаете, там люди ни перед чем не остановятся. Их довели. Произволом, враньем, угрозами, покушениями. Ведь был пожар, там есть пострадавшие. Я вам не буду врать. Я все знаю. И дом не самый маленький. И место в Москве известное. Резонанс будет.

– А если переселят в пределах Садового кольца, не будет шума? – ехидно спросил Чащин.

– Будет. Но не такой. И быстро сойдет на нет. Люди начнут готовиться к переезду. Они не почувствуют себя такими ущемленными. Ограбленными.

– Ну не знаю. В фонде не так уж много хороших мест.

– Поищите, а я со своей стороны попробую горячие головы остудить. А то вчера письмо Ельцину сочиняли. А невестка одной из соседок в его приемной работает. Не бог весть какое место занимает, но в системе. Сами понимаете.

– Ладно. Буду думать, – недовольно пробурчал Чащин. Впрочем, торговаться с «городом» из-за квартир в центре лучше, чем оправдываться перед бандитами и стоять на ковре у вышестоящего начальства.

– Когда позвонить? Или лучше прийти.

– Нет, нет, звоните. Кстати, как фамилия?

– Северцева. Наталья Северцева.

– Это – по мужу? – по-дурацки спросил Чащин, опять напрягая память.

– Нет, я оставила себе свою фамилию, – улыбнулась она.

Дома Наташа никому ничего пока не рассказала. Во-первых, она не верила в успех. Во-вторых, сама себе удивляясь, испугалась мужа. Она боялась, что он отругает за рискованное в ее положении мероприятие. И за то, что она вмешалась в «благородное дело борьбы». И не только вмешалась, но и за спинами всех жильцов, по сути, предложила соглашательский вариант. До Наташи доходили слухи, что кое-кому предлагали варианты выгодного обмена, но эти стойкие люди благородно отказались. У всех в памяти был первый серьезно пострадавший – одинокий старик Лунев. И соседская дружба, такая в быту переменчивая, в серьезном вопросе оказалась крепкой. По дороге домой Наташа мучилась сомнениями, но в глубине души жила уверенность в правильности этого практичного поступка.

Через две недели Наташа позвонила Чащину. Ответившая ей Римма Степановна сразу же переключила на Чащина.

– Вы еще не родили? – спросил тот.

– Нет, но вот-вот.