На следующий день курьер принес письмо от Верлена «с моря», помеченное «очень срочно», которое удовлетворило любопытство Артюра.
Сначала упреки:
Друг мой! Я не знаю, будешь ли ты еще в Лондоне, когда дойдет это письмо. Я все же считаю необходимым сказать, что ты, однако, должен, наконец
, понять, что мне абсолютно необходимо было уехать, что я не мог больше терпеть эту жизнь, жестокую и полную беспричинных сцен, разыгрывающихся из-за одной твоей фантазии!А вот и разгадка тайны: он направляется в Брюссель, куда вызвал жену. «Если через три дня все будет по-старому и жена не приедет, я всажу себе пулю в лоб».
Здесь Рембо, должно быть, лишь пожал плечами. Но постскриптум вывел его из себя: «В любом случае мы больше не увидимся».
Тогда он продолжил начатое накануне письмо, зная теперь, куда писать: «Брюссель, до востребования».
Дорогой друг, я получил твое письмо «с моря». На этот раз ты не прав, совсем не прав. Для начала, в твоем письме нет ничего определенного: приедет твоя жена или нет и когда приедет — через три месяца или три года — как знать? Что же касается самоубийства, то я, зная тебя, могу предсказать, как ты на самом деле будешь вести себя: будешь метаться, всюду бродить и всем надоедать в ожидании жены и смерти. Согласись, для нас обоих не секрет, что мы оба притворялись, когда ссорились. Но виноват все же ты, потому что даже после того, как я позвал тебя, ты упорно не хотел отринуть свои выдуманные чувства. Ты думаешь, что сможешь жить лучше с кем-то другим? Подумай! Ну конечно нет!
Только со мной ты можешь быть свободным, я же клянусь тебе, что буду, буду добрей, что сожалею о своей вине, что, в конце концов, я в здравом рассудке, что очень тебя люблю, что, если ты не хочешь вернуться или видеть меня, ты совершаешь преступление и будешь раскаиваться ДОЛГИЕ ГОДЫ, так как потеряешь всякую свободу, а в жизни у тебя будут одни несчастья, вероятно еще более ужасные, чем те, которые ты уже испытал. А потом вспомни, чем ты был до встречи со мной.
Ну, здесь Рембо перегнул палку: до встречи с ним Верлен был уважаемым поэтом, примерным мужем и счастливым отцом. Конечно, между ним и женой произошло несколько тяжелых сцен, но в августе 1871 года, удалившись в деревню, они пережили там второй медовый месяц; а сейчас он был почти забыт, у него камнем на шее висел бракоразводный процесс, и к тому же его открыто обвиняли в связях, противоречащих общественной нравственности!
В следующей части письма сообщаются домашние новости («мне пришлось продать всю твою одежду, но ее еще не забрали») и планы на будущее: «В понедельник я рассчитываю уехать в Париж, мой адрес будет у Форена». И под конец угроза:
Если твоя жена вернется, я, конечно, не стану тебя компрометировать своими письмами — я просто больше тебе никогда не напишу.
Тем временем в Брюсселе Верлен уже понимал, что Матильда не приедет, и сожалел о своем безрассудном поступке, за который вынужден был расплачиваться Рембо. 5 июля, чтобы что-нибудь узнать о нем, он расспрашивает в письме Матусевича, бывшего командира коммунаров: