28 июля по постановлению совещательной палаты Верлен предстал перед судом по обвинению в «ранении Артюра Рембо, повлекшем за собой нетрудоспособность последнего» (статья 399 бельгийского Уголовного кодекса). Тем временем парижская префектура собирала сведения, допрашивала знакомых Верлена, выясняя, как он вел себя во время Коммуны и каковы были его отношения с Рембо. Благодаря этому мы имеем донесение в характерном жандармском стиле, написанное следователем Ломбаром, писания которого мы уже цитировали. По его словам, эта драма «поставила с ног на голову весь Брюссель»; на самом деле пресса о ней не писала.
8 августа Верлен предстал перед судьями шестой палаты исправительного суда. Рембо и г-же Верлен были присланы повестки в отель «Виль де Куртре», но так как они поменяли место жительства, оба в суд не явились.
Несмотря на все усилия, приложенные мэтром Нелисом из брюссельской коллегии адвокатов, защитником обвиняемого, Верлен был приговорен к двум годам тюрьмы строгого режима и штрафу в двести франков. Приговор был не слишком суров: намеренно ранив Рембо, Верлен выказал явное намерение убить его.
Осужденным и его адвокатом была подана апелляция, но кассационный суд 27 августа отклонил ее.
Верлен в наручниках был переправлен в тюрьму для военных и гражданских преступников «Пти Карм».
Рембо больше нечего было делать в Брюсселе, и он вернулся в Рош.
Примечания к разделу
1
В своих показаниях следователю в Брюсселе 12 июля 1873 г. Рембо ошибается и заявляет, что прибыл в бельгийскую столицу «во вторник утром». Утром во вторник, 8 июля, он все еще находился в Лондоне.2
Э. Делаэ,3
Об этой чудесной находке объявил 5 апреля 1947 г. вГлава XI
В АНГЛИИ С ЖЕРМЕНОМ НУВО
В один прекрасный день, около полудня, Артюр прибыл на Вонкский вокзал. Мать, извещенная о приезде сына, уже ждала его. Можно представить ее горькое торжество:
— Я же говорила, что это плохо кончится. Бог всегда наказывает непослушных детей.
Она чувствовала себя глубоко оскорбленной, скандал приводил ее в ужас. Что касается Рембо, приехавшего с перевязанной рукой, вид у него был отнюдь не задиристый.
Если верить Берришону, Изабель, которой было тогда 13 лет, сохранила в памяти сцену возвращения брата. Артюр будто бы рухнул на скамью, повторяя сквозь слезы:
— О Верлен! О Верлен!
Может быть, он осознал в полной мере свою ответственность, так как именно из-за его чертова упрямства Верлен оказался в тюрьме. Между ними все было кончено — так не следовало ли ему остаться в Бельгии, сесть в Антверпене на корабль и уплыть в какую-нибудь далекую страну? Там он был бы свободен, а здесь, в Роше, он снова оказался в заключении.
— Что ж, все кончено…
— А твои бумаги, тебе их по крайней мере вернули?
Артюр привез с собой кипу страниц — материал для книги, которую предстояло теперь закончить. Можно поручиться, что Рембо и словом не обмолвился о компрометирующих стихах, конфискованных судьей.
Не мешкая семья вновь принялась за работу, нужно было собирать урожай.
«Унылая дыра» стала еще унылее, чем раньше. По дневнику Витали можно судить, что в Роше была поистине невыносимая тоска — она мечтала только о том, чтобы побыстрее открылся монастырь Гроба Господня в Шарлевиле.