На рассвете, когда кошмар заканчивался, он шел, пошатываясь, его лицо было залито холодным потом и покрыто «засохшей кровью». Вокруг не было никого. Галлюцинации и демоны исчезли. Еще слабый, но полный решимости, он был похож на расслабленного из купальни в Вифезде, которого исцелил Христос[138]
— эту сцену сам Артюр изобразил так: «Паралитик, лежавший на боку, поднялся, и Проклятые увидели, как удивительно уверенно он пересек галерею и исчез в городе»[139]. В «Одном лете в аду» эту мысль он выразил следующим образом: «Мы войдем в города, сверкающие великолепием».Вскоре он вынужден был признать очевидность того, что, сбежав из ада, Проклятым быть не перестал.
Прошедшее лето было жарким. Увядшие листья на деревьях и на земле говорили:
Перечитанная и исправленная рукопись была закончена. Артюр датировал ее апрелем — августом 1873 года.
Он собрал свой урожай.
Теперь наш герой держал в руках ключ от дверей своей тюрьмы (по крайней мере он так думал) и поэтому погрузился в праздные мечты: «Я завидовал блаженству неразумных тварей — гусениц, невинных, как обитатели лимба[140]
, кротов в дремоте непорочности». Его хотели привлечь к сбору фруктов (в деревне работы всегда хватает), но в конце концов оставили в покое. Так побуждает нас думать Витали, когда пишет в своем дневнике: «Наступил период сбора фруктов. Мы все взялись за работу… почти все».Осталось сделать самое трудное и самое неотложное — найти если не издателя, то хотя бы владельца типографии. Надо полагать, он пережил не один жестокий скандал, прежде чем получил от матери задаток на предполагаемые расходы. Она не понимала, как можно тратить время на писание историй без начала и конца; видимо, она очень любила своего Артюра, раз уступила ему.
— Моя книга хорошо разойдется и, если ты ссудишь мне денег на первый взнос, я сам смогу расплатиться с издателем.
В конце концов она согласилась, пожав плечами, — на эти выброшенные на ветер деньги лучше было купить участок земли.
По словам Изабель, мать попросила показать ей рукопись. Она ничего в ней не поняла.
— Что ты хотел этим сказать?
— Я хотел сказать то, что тут говорится; в буквальном и во всех других смыслах.
К кому обратиться? Артюр помнил одного брюссельского издателя, Жака Поота, жившего на улице Ошу, 37, управляющего Типографского союза, который издавал юридический журнал «Право в Бельгии». Может быть, Рембо узнал о нем, перелистывая этот самый журнал перед судом (он беспокоился за судьбу Верлена и хотел знать, сколько тот рискует получить). Может быть, Рембо уже тогда свел знакомство с Жаком Поотом. Как бы то ни было, он отправил ему рукопись. Было договорено, что Рембо получит авторские экземпляры, заплатив аванс, а весь тираж (пятьсот экземпляров, розничная цена — один франк) будет оплачен при выпуске.
Вернемся на мгновение в Брюссель, где находился несчастный Верлен. Он так и не понял, что же с ним произошло. Он не поумнел и ничего не забыл и, сидя в камере, мечтал воссоединиться с Матильдой, не порывая с Рембо. Об Артюре он вспоминает в стихотворении «Crimen Amoris».
Его грехом было восхвалять жизнь и удовольствия, укрывшись за спиной Бога, которого он мечтал создать сам.
Но Бог, низвергнув в ад, превратил его в ледяную статую. Стихотворение Верлен послал Рембо, и тот собственноручно переписал его1
(это доказывает, что тогда они еще не разорвали отношения).Помириться с Матильдой было не в пример сложнее. К тому же Верлен выставлял предварительные условия: например, он уверял Лепеллетье, что готов забыть о невероятно глупом (sic) поведении своей жены и принять ее с распростертыми объятиями, если она вымолит у него прощение.