Читаем Асафетида полностью

В житии говорится о том, как Евсей в одну деревню явился. Весь люд ему навстречу высыпал, кроме молодки одной. Он приметил сие, вошел в избу к ней, а за ним — крестьяне. Глядят: стоит возле печки мать молодая и младенца качает. И тут Евсей, хоть сентябрь был на дворе, начал на холод жаловаться. «Ой и зябко у тебя, матушка!» — Ей говорит. Хозяйка молодая дров в печь подкинула, а он еще сильнее: «Ай холодно! Ай околею!» Та еще немного тогда положила. А святой всё причитает, не может угомониться: «Ох зябко, не могу, ажно пузо стынет! Ох, леденит!» Сгребла она до последнего поленья все, бросила в печь, а Евсей так поглядел на нее хитро и спрашивает с подначкой что ли: «Все ли положила, голубушка милая?» «Не все, — плачет, — прости, батюшка», — отворяет заслонку и дитя свое — прямо в пламя! Тут якобы и увидали крестьяне, что кукла, а не ребенок в огне полыхает. Странная история. Да и Евсей этот Палкинский не особо где почитаем. Прочитал и забыл. Вспомнил только, как сам столкнулся.

Когда из Пскова на следующий день в «Красную Русь» вернулись, я по квартире колхозной хожу как в воду опущенный. А Танюша словно почувствовала: «Когда Ванюшу крестить будем?» Не знаю как, но нашел в себе силы это сказать: «Некого, — говорю, — нам с тобой крестить уже». Водой святой побрызгал на выдолбка. Она ожог увидела — и тоже поняла всё. Решили мы поступить с ним так, как с деревянным и полагается. Она мне: «Не могу на это смотреть, сделай сам, молю тебя». И в уборной пошла спряталась. Кто же знал, что так обернется? За одно я Марии, соседке моей, благодарен: что от чужой руки Танюша умерла, а не от своей. Каждый день Господу нашему за здравие ее молился, а теперь вот буду за упокой. Спасибо, что сказали.

Лучезар рядом с ними на больничной лавке не сдержался:

— Бесям своим пархатым молитесь, а истинных, русских, богов не ведаете!

Георгий тут же метко перекрестил ему губы. Родновер в ответ плюнул священнику на руку. Святой отец со спокойным видом вытер ладонь об «адидасовские» штаны.

— Архип — вот не меньший кощунник, чем он, — снова обратился он к Точкину и мотнул головой в сторону соседа-язычника. — А может, и больший. Да неграмотный хуже старовера. Все время мне про молитвы какие-то тайные твердил, которые работают — вот именно так и выражался. Представляете: «Секрет, — говорит, — тебе открою малый. Если «Отче наш» не по службе читаешь, а по делу какому, то вместо: «Да прибудет воля Твоя», — «Да прибудет воля Моя», — говорить надо, а то как же Господь поймет что, ты чего-то от него желаешь? Возьмет и наворотит всё по-своему, как обычно».

У меня аж рот открылся! Таких богохульств даже в «Науке и религии» не печатали, а уж там-то на что мастера были! А он мне: «Ты покуда, щегол, в сортире от батьки тайком журнал этот нечестивый читал, то сам атеистом сделался, да еще коммунистом в придачу. Понеже и не веруешь ни в чудо какое».

Долго гадал я потом: для чего мне Архип судьбу свою рассказать решил? И правду ли говорил? Прихвастнуть что ли хотел, или значимость свою показать, чтобы запугать посильнее? Только здесь, когда сам уже старцем стал, то понял: исповедь это его была. Да кто ж, вы скажете, исповедь тоном таким надменным произносит? Вот именно! В исповеди что́? В ней смирение — самое главное, да не пред священником, а пред Богом.

Когда я уходил из его квартиры, то спросил: «Понимаешь ли ты сам, с какой личиной связался? Черный Владимир твой — это же сам князь мира сего, враг рода человеческого!» А он мне в ответ: «Думаешь, врагом он уродился? Добрым князь в бытность был, да потом, говорят, в каком-то селе его людишки лихие обидели». А еще… — Священник не успел договорить, когда над его головой вдруг раздался звонкий женский голос. Он поднял лицо.

— Здесь в районе где-то село Вишенка есть. Не подскажете, как добраться?

Перед их лавкой стояла девушка, неизвестно откуда появившаяся вечером после ужина в коридоре мужского отделения больницы. Она была очень хороша собой и дюжего роста: если навскидку, на полголовы выше отца Георгия, самого высокого из троицы. На гостье была шуба необычного фасона, надетая словно наизнанку, мехом внутрь, и бывшая ей вдобавок не по размеру: нелепое одеяние только-только прикрывало нагие бедра. На полу она стояла босиком.

Первым нашелся Лучезар-Алексей:

— Вы записали неверно: это не село, а садовое товарищество.

— Садовое товарищество?

— Садовое товарищество, — подтвердил он. — У нас в соседней «Псковитянке» дачный участок, у меня и у родителей. Вам для чего в «Вишенку» надо?

— Там клиент наш поселился. Раньше он в колхозной усадьбе жил, а потом пожгли его, вот и перебрался на дачу, получается. С трудом адрес разыскали.

— А для чего разыскивали? — В разговор вступил Точкин.

— У него договор по страхованию жизни закончился, навестить надо.

Перейти на страницу:

Похожие книги