Асафетида

— Вам по Гдовской трассе на город ехать нужно, километра три-четыре, перед Струковым направо поворот будет, то есть, налево. Это, в смысле, если из Пскова ехать, то направо, — стал объяснять Алексей, запинаясь и стараясь не смотреть на голые бедра собеседницы в нескольких сантиметрах перед своим лицом. — Продлевать договор собираетесь?

— У нас пролонгация не предусмотрена, — раздалось в ответ похолодевшим тоном.

Николай с отцом Георгием одновременно задрали головы и пристально вгляделись ей в лицо, потом подняли глаза выше и увидели кончики рожек, похожих на козлиные, которые торчали из пышной копны волос.

Георгий рывком сунул руку под «адидасовскую» кофту за нательным крестом, но тут же был сбит на пол с больничной скамейки пудовой оплеухой. Следующим ударом она зафутболила несчастного под лавку. Язычник Алексей сидя закрылся руками и забормотал: «Щедры Велесе, Зри на ны с небеси. Житом одари, Поле возроди, Благо дари веси…

»

На шум в коридоре показался лысый красномордый санитар. При виде внеурочной посетительницы он состроил деловое лицо:

— Женщина! У нас часы для посе… — Он не договорил. Взгляд упал сначала на босые ступни девушки, а затем переместился на низвергнутого отца Георгия под лавкой.

Без предупреждения он напрыгнул сзади на незваную гостью, но тотчас оказался на полу в руках с шубой, лишившись которой, девушка осталась совершенно голой.

Санитар стоял на карачках. Амазонка наклонилась, схватила его обеими руками за мясистый затылок и приложила лицом о кромку скамьи. Раздался треск ломающихся зубов. Лежавший под скамьей Георгий всхлипнул.

Точкин в своем красном спортивном костюме с пустой кружкой на коленях сидел на лавке и молча наблюдал за происходящим. Нагая красавица одарила его лукавым взглядом, развернулась и вальяжной походкой прошлась до окна с решеткой в конце больничного коридора.

Там она с ногами забралась на широкий подоконник и, устроившись поудобнее, вдруг запела песню на древний народный мотив, который легонько выбивала ладонями по голым бедрам. Не то чтобы сам голос певицы, дьявольски прекрасный, но скорее его интонация показалась Точкину смутно знакомой, но откуда именно, он вспомнить не смог: