Асафетида

Сам не понял он, как пастушонка того сожрал. Больше него испугался. Сначала подумал, что от поста семилетнего утроба сама собой разговеться решила, а потом глядь на руки: в крови они, конечно, но это не самое страшное, а самое страшное, что в шерсти серой звериной. Через три дня только волос сошел.

Стал потихоньку вызнавать, кто от сей напасти его избавить сможет. Городок там был, Котельно звался, от нынешнего Новоржева дело было невдалеке. Церквушка в Котельно стояла, да что проку к попу идти, коли сам поп? Знахарь в городишке еще дряхлый жил. К нему и явился Архип да поведал всю правду, а ведун ему отвечает: «Сам же в молитве к Владимиру Черному клялся, что от образа Божьего отрекаешься. А ежели образ выйдет, то останется что́? То-то же!» Стал его Архип пытать, как волколачества ему избежать. «Это вон Всеслав Брячиславич любезный, — говорит, — на свою пущу триста лет наглядеться не может, а мне под елкою охоты срать нет. Неужто ничего сделать нельзя?»

И вот что старик сказал ему: заклятьем особым можно в себе этого зверя удержать, но простому человеку то недоступно, а колдуну только, и предложил он Архипу учеником его стать. Знахарь сам свою выгоду имел. Три дочери у него было, а сыновей Господь не дал. Дар же колдовской мужчинам по мужской линии передается, а женщинам — по женской. Если нет сына у колдуна, то надо найти кого-то, чтобы этот дар передарить, иначе смерть дюже лютою будет. Так он и оставил Архипа-старика при себе на побегушках. А как отошел учитель, стал ученик вместо него людей лечить да прочее всякое делать.

Скоро сгорел Котельно. Горожане бывшие начали новое место выбирать, где отстроиться, а Архип решил в Дубков перебраться. Следующие сто лет там прожил. Оттуда во Врев переехал, и во Вреве встречу имел со знаменитым псковским юродивым Христа ради. Слыхали, наверное, про Николая нашего Блаженного? Он кинул в Ивана Грозного кусок сырого мяса да тем псковичей от правежа уберег. — Точкин кивнул. — Вот Архип это на себя принимал. Рассказывал, что не простое это мясо было, а им заговоренное. За сто верст к нему во Врев юрода за говядиной сей привезли, целую экспедицию псковские богачи снарядили.

Через десять лет король польский Стефан Баторий осадил Псков. Из Москвы на помощь сюда направлен был воевода Василий Шуйский. Про колдуна вревского уже слухами вся Псковщина полнилась, и якобы изволил воевода его посетить по дороге: вдруг чего дельное посоветует. Ларь монет ему золотых дал, а Архип взамен — икону волшебную, Покров Богородицын. Сказал, чтоб на стене ее держали, когда паны ясновельможные полезут. «Так, — мол, хвастается, — во второй раз я Псков спас».

Врев оскудел во время смутное, тогда в Воронич он перебрался, оттуда — в Велье, это уже с Пушкинскими горами недалеко. Про то другую басню сказывал. «Случилось, — говорит, — мне Пушкина Александра Сергеевича, пиита великого русского, от пианства лечить». Мол, няня его любимая Арина Родионовна в Михайловском под старость спилась совсем. А, когда воспитанника из Петербурга в поместье к ней сослали, то и он вместе с нею начал за воротник закладывать, да во всю горькую. В Новоржев из своего Михайловского в карты ходил играть к барину тамошнему. В народе даже потом поверье пошло, что от Пушкинских Гор до Новоржева дорога кривая как раз от того, что возвращался он с этих карт во хмелю.

— Велье — это деревня в Пушкиногорском районе? — Уточнил у священника Николай.

— Нынче деревня, а в старину большой город был. Сейчас там только вал от городища остался, под ним крепостная стена похоронена. Будете в тех краях — поглядите. Врев в маленькую деревеньку превратился. Котельно сгорел, как известно, дотла, а, что с Вороничем и с Дубковым сталось, неизвестно. «Каждый человеком может быть, да цена за это своя у каждого», — такое услышал я от Архипа. Не признался он только, какая цена лично ему назначена была и что за обряд такой, который ему учитель-колдун передал. Но только пустели грады на Псковщине один за другим. Вон и с «Красной Русью» что сталось!

Где Архип обе войны пересидел да потом профессию получил, этого я не узнал от него. Только в колхозе он уже в конце 70-х появился: в машинно-тракторный парк работать устроился, а в усадьбе квартиру получил, чтобы к белому болотцу своему быть поближе.