Асафетида

Когда, уже на улице, я демонстрирую Николаю образок, он кивает ободрительно, опознав лик Богородицы на китайском пластике. Об убийстве дюжины ведьм в Пскове он знал из книжки этнографа Максимова и, хотя ученым излагалась несколько иная версия, это парадоксально убедило его в правоте колдуна. Ощутив лопатками колючий взгляд, я поднимаю глаза на дом: чародей наблюдает за нами сквозь просвет между створками.

Обратный путь предстоит с той же парочкой. Мы застаем их на остановке. Железный знак с расписанием пригодился кому-то из местных: торчащая вверх труба с остатком крепежа напоминает древко без флага.

От скуки прислушавшись к разговору, я выясняю, что бездетная чета перед нами, благодаря Архипову колдовству, скоро собирается стать родителями. Одна деталь: пол ребенка у Архипа Ивановича определен заранее – только мужской. Этого не изменить ни за какие доплаты, хоть и “базовый тариф” составляет умопомрачительные тридцать тысяч рублей: “это же не Москва ему, епт…” – негодует, матерясь, будущий отец. Она мечтала о девочке, но не беда, сыну женщина будет так же счастлива – это читается по блеску в глазах, которого по пути сюда не было.

Супруг, напротив, невесел, и проблема не в деньгах: он поминает какую-то Светку, что обращалась к этому Архипу за тем же делом и в первые дни была очень довольна, но младенец вскорости умер. Не найдя никаких патологий, медики указали в заключении “СВДС” – синдром внезапной детской смерти. Похоронили трехмесячным: до крещения, за которое уже заплатили, малыш не дотянул нескольких дней.

Супруга взрывается:

– Не каркай!

Скоро они уже мирно корректируют новогодние планы: к свекрови не едут – пусть приезжает сама; к Серому на свидание – тоже: успеют, ему три года сидеть; кроме Нового года и Рождества – ни капли спиртного в рот, включая пиво. Как будто услыхав об этом со своих небес, из груды туч выползает приветливое румяное солнце.

Задремавший по военной привычке на своих двоих, Точкин вздрагивает от внезапного лая, оступается, охает и медленно оседает в грязь. Появившись неизвестно откуда, двое рыжих с помойки набрасываются на главу семейства, а точнее, на его спортивную его сумку. Обеими руками тот прижимает ношу к груди.

Обороняясь, мужик пару раз пинает воздух ботинком. Псы разворачиваются, но он уже не в силах сдержать бешенства и кидается в погоню, на ходу пытаясь вытащить некий предмет из кармана камуфляжной фуфайки.

– Мужчина! Отставить! – пискляво командует Николай из грязи.

Преследователь замирает на месте. Собаки исчезают на горизонте. Когда он вразвалку возвращается к благоверной, та изображает на лице шутливо-сердитое выражение. Срок до приезда автобуса мы проводим в напряженной тишине.

Парочка обосновалась в креслах за водителем, мы с Николаем – поодаль. В салоне почти пусто: после обеда в Псков уже никто не ехал. Лимонного цвета светило опять залегло за тучи, и пейзаж за окном приобрел вечерний, обычный для псковского декабря вид. После свежего воздуха, под тряску и бубнеж о “налогах и дорогах” меня моментально сморило.

Из-под сиденья тут же выглянул обугленный череп. Ладонь в струпья потянулась к ширинке. С размаху врезав по ней кулаком, я вскрикнул и проснулся. Гомон стих. С десяток пассажиров таращилось на меня. Растирать ушибленное место было неловко.

– Наркоман точно. Глянь, тощий какой, – прошептала сзади старушка.

– У них глаза не такие, – возразили ей.

Надевать амулет было предписано на ночь, однако я в очередной раз поддался уговорам Точкина.

Когда пространство в поле зрения подернулось зеленоватым туманом, я решил, что опять засыпаю. Попробовал шевельнуться, но тело будто разбило параличом, и даже шею не удалось повернуть ни на градус. Поняв, что не дышу, я запаниковал по-настоящему.

Туман становился гуще. Пытаясь позвать подмогу, я выдавил из горла еле слышимый скрип.

– Иван, вы спите? – Из зелени выплыл бдительный лик. – Иван! – Позвал Точкин громче и потряс меня. Голова двигалась вместе с плечами как у скульптуры или окоченевшего трупа. – Иван!

Гул голосов, расползаясь по салону, набирал силу. Кто-то закричал водителю. Стремительный бег деревьев за стеклом перешел в ленивую трусцу, потом остановился.

– Оцнитесь! Оцнитесь! – Вопил Николай. От волнения у него появился странный цокающий говор. Он лупил меня по щекам, пока не пришла очередь нашатыря из аптечки водителя и, наконец, искусственной вентиляции легких “рот-в-рот”. Сквозь окутавшую реальность мглу было уже не разглядеть ни зги, но я прекрасно ощущал эти реаниматорские поцелуи то с табачным, то с чесночным, то с перегарным ароматом – откачивать меня пытались почему-то исключительно мужским составом.

Уже успев попрощаться с жизнью, я почувствовал, как под воротник скользнула теплая рука. Лопнула нить. Из горла, словно чужого, вырвался оглушительный хрип, и тут же через все телесные поры мое нутро начало наполняться кислородом.