– Что ж, начну-ка я рассказ арматьера, – произнес Сильверн. – Мой отец умер от сердечного приступа, когда мне было одиннадцать. Матери рядом с ним не было – ее как раз вызвали к больному. Отец преподавал пандектскую историю и за два года до смерти свозил меня в Пандреас. Я просто влюбился в руины. Пандектские храмы не похожи на другие; их копии – всего лишь бледное подобие оригинала. А отец любил их всей душой, обожал пандектскую культуру и глубоко скорбел о ее крахе. Он не питал ненависти к кверкам, слишком хорошо понимая, что история куда сложнее, чем противостояние жестоких завоевателей и благородных мыслителей, но все равно не мог их простить. Мой отец по-настоящему ненавидел войну. Опять же, хорошо зная историю, он не оправдывал войны. Он отказывался даже посещать аренетту для поддержания себя в хорошей физической форме. – Сильверн вздохнул. – Иногда он упоминал о Странже, они встречались, когда тот приезжал в Аскорель, но отец не мог понять, как можно совмещать мечту о мире с изучением войн и военного дела. Много позже Странж рассказал мне, что они с отцом часто вели долгие дискуссии в университете. Однако дома отец об этом никогда не говорил.
Лумивеста покосилась на него, но промолчала.
– Спустя полгода после его смерти я играл в мяч с друзьями на лужайке одного из колледжей. Брошенный мяч отскочил под каким-то дурацким углом, и мой приятель, Мергель – он был крупнее меня, как ни трудно это сейчас представить, – хотел его перехватить и врезался в меня, как боевой конь, который на полном скаку сбивает с ног копейщика. Вот только я не упал. В глазах у меня потемнело, было очень больно, но я остался стоять. Когда ко мне вернулось зрение, я увидел, что Мергель сидит на траве и изумленно смотрит на меня – слава Ведде, он не пострадал. А на мне появился латный доспех эпохи Среднецарствия, полный комплект, от шлема до шпор. Вы читали «Сказки Зеленого мира»? Помните историю про стража на мосту?
– Да, конечно.
– Я побежал домой, по дороге латы исчезали, щиток за щитком, пластина за пластиной. Дома никого не было. Мама думала, что я буду гулять весь день. Когда она вернулась, то застала меня перед зеркалом. Больше всего я боялся, что доспех снова появится.
– Вы осознавали, что произошло?
– Магическую силу я чувствовал в себе еще до смерти отца. Он об этом знал и очень хотел увидеть, как будут развиваться мои способности, ведь он был учителем. А моей способностью оказалось то, чего он не мог… В общем, вы представляете, что я об этом думал.
– Но ведь вашего отца уже не было в живых, он не мог вас разубедить, – вздохнула Лумивеста.
– Поэтому я и боролся с собой. Целый год, и даже дольше.
– И вы смогли бы себя перебороть?
– Это возможно, – медленно произнес он. – Можно перенаправить магическую силу в другое русло, но в таком случае полностью овладеть ею не получится. А можно и вовсе подавить в себе магические способности, но тогда останется шальной свет. Правда, это удается только людям со слабыми зачатками таланта. Могущественные чародеи управляют магией лишь отчасти; трудно жить в постоянном ожидании. То есть можно либо всю жизнь быть несчастным, либо сойти с ума, либо умереть в борьбе с самим собой.
– Да, я понимаю.
– Я вижу, что вы понимаете, – сказал Сильверн. – И я уверен, что боролся бы до самого конца. Совершенно не зная врага, как говорится. Но все закончилось иначе. Моя мать сказала: «Я слишком хорошо знаю, чего не могу. У меня нет сил тебя остановить. Но помни, ты оскорбляешь память об отце, якобы следуя его желаниям. Если ты сам себя не остановишь, то не забывай, что все это происходит у меня на глазах, и мне придется наблюдать, как ты сводишь себя в могилу, а я останусь одна…» – Он осекся и внезапно забормотал: – Ох, прости, пожалуйста. Я не хотел тебя будить. Нет-нет, я не расстроен, со мной все хорошо. Теперь все в порядке. – Он посмотрел на Лумивесту и улыбнулся. – Извините, бывает и такое.
– Не стоит извинений, – сказала она. – Я ведь тоже видела все это со стороны.
– Мы часто говорим: «Доброго пути», – сказал Сильверн, – но иногда забываем, что многим надо отыскать свой путь сквозь тьму. Я пришел к выводу, что отец не понимал воинов не потому, что был на это неспособен, а потому, что не встретил того, кто личным примером помог бы ему понять. И если мне суждено быть воином, то я решил стать тем, кого он искал. И… Погодите!
Они остановили коней у поворота. Узкая дорога, над которой росло несколько сосен, была врезана в крутой склон холма, а с левой стороны обрывалась в пропасть.
– Вы заметили? – негромко спросил Сильверн.
– Там кто-то есть, – сказала Лумивеста, не указывая, где именно.
– А что за деревьями?
– Небольшая пустошь, а потом снова холмы. Кое-где есть хижины, там живут люди.
– Разбойники?
– Да.
– Поезжайте вперед, шагов десять. Не оборачивайтесь, пока я вас не окликну. Может быть, кто-то вышел на охоту или собирает хворост.
– Будем надеяться… – сказала Лумивеста и пустила лошадь все тем же неторопливым шагом.