– Вы наш гость, палион, и я полностью в вашем распоряжении. Но прежде всего я служу миледи коронессе, – недрогнувшим голосом ответила она и лишь крепче сжала в руках подушечку.
– Простите, у вас много дел, а я вас задерживаю. Спокойной вам ночи, Алекта. Приятных снов.
– И вам спокойной ночи, палион. Благодарю вас.
Сильверн повернулся. Шаги Алекты стихли за углом, и он снова мысленно услышал Эдею.
– Явно не для того, чтобы легче дышалось.
Она рассмеялась щекочущим смехом:
– По-твоему…
В покоях, освещенных огнем камина, на кровати под тяжелым пологом Лумивеста никак не могла заснуть. Подушечку с хмелем, издевательский подарок Алекты, она небрежно отбросила в сторону.
Ей было совсем не трудно и даже не противно представлять Гравена, с довольной улыбкой спящего в этой постели. В конце концов он палион, отважный и дерзкий, а это не то же самое, что быть заносчивым и снисходительным, что бы там ни думала о нем Алекта.
Пламя в камине вспыхнуло, и вместо воображаемого Гравена она увидела Вариса, который, приподнявшись на локте, смотрел на нее… снисходительным взглядом. В конце концов, он ведь корон.
Утром, в поезде из Листуреля, когда просто было считать, что все проходит и уже прошло, первым словом Вариса, обращенным к ней, было «Привет». И он взглянул в ее заспанные глаза. А потом поцеловал ее в лоб, будто боялся показаться слишком пылким.
Смешно.
По утрам Гравен обычно поглощал сытный завтрак и отправлялся на верховую прогулку по Разбойничьему лесу или на побережье. Если Лумивеста не хотела ехать с ним, то он уезжал один.
И осуждать его за это не следует. Верховые прогулки очень приятны.
А если бы у корона были две любовницы, одна дома, а вторая – где-нибудь еще? Так поступали не только короны, часто и повсеместно. Но…
Но Лумивеста сказала Эдее с первых же миним знакомства, что их отношения с Гравеном мертвы. Это было бахвальство, пренебрежение или ложь?
Внезапно она поняла, что, в сущности, это было первым глотком свежего воздуха. С Гравеном было покончено, и когда она приехала в усадьбу Странжа, то смогла себе в этом признаться, ведь его место занял кто-то другой.
Она понимала, что Варис никогда не будет спать в этой постели, а сама Лумивеста никогда не увидит ни его коронат, ни его особняк в Листуреле. Такое разделение существовало практически повсеместно.
О любви палиона к корону слагали легенды, которые прославляли даже безответные чувства. Неудивительно, что Гравен решил рискнуть.
А вот истории о любви между коронами полнились холодным камнем, неизбывной болью, кровью и пеплом. Лумивеста и Варис хорошо знали об этом, но это их не остановило, вот и вся разница.
Лумивеста нащупала подушечку с хмелем, сунула ее себе под голову, натянула одеяло до самого подбородка и закрыла глаза. Интересно, что ей приснится… хотя вообще-то это не имеет значения. Сейчас она не спала, мечтая о Варисе, и ее дух сознавал, что Варис точно так же мечтает о ней.
Глава 7
Река и дорога
Варис проснулся в сумеречном свете. Ему надоел сумеречный свет. Он повернул голову, и свет сместился. Вот, так лучше. Он попробовал двинуть ступней. Ступня послушалась. Он спустил ноги с кровати на пол, осторожно встал, а чуть погодя решился сделать пробный шаг. Удалось. Варис надел шлафрок, заботливо положенный Хламмом у кровати, и заковылял из спальни к туалетной комнате. Покамест все получалось на удивление ловко.
А вот лестница на первый этаж как будто растянулась. Сейчас главное – не упасть; что бы там ни было с головой, костей он, по счастью, не сломал. Мышцы с готовностью отозвались, и Варис с трудом сдержал желание побежать по ступенькам.
На кухне жена Хламма оставила поджаренный бекон, еще теплую буханку в хлебнице под салфеткой и четыре аккуратно отрезанных ломтика хлеба. На столе стояли масленка и розетка с джемом, а рядом лежал нож для масла – тупой, как корон в парламенте.
Варис позавтракал, выпил черного чаю с медом и решил подождать. Желудок не протестовал. Варис взял хлебный нож – размером с короткий кверцийский меч, – с зазубренным лезвием, отрезал тончайший ломтик хлеба, намазал его маслом и съел.
Потом вымыл нож и тарелки и поставил их сушиться, как любой здоровый человек.
Что ж, тело его слушалось.
Он открыл дверь на лестницу цокольного этажа, включил электрическое освещение и спустился.