В бокале оказался сидр. Лумивеста пригубила напиток, и перед ней вдруг возник Березар – Небосвод. Он протянул ей руку в серебряной перчатке и повел танцевать под звуки мандолины, доносившиеся непонятно откуда.
По саду веяли ароматы цветов, легкий ветерок колыхал воздух, обдавая кожу едва заметным теплом – наверное, так чувствуют себя рыбы в воде. Лумивеста пока еще не видела Агату и подумала, что это может быть ее рук дело. Звезды были ласковыми и счастливыми, как взгляд Березара.
Речен жонглировала дюжиной горящих каминных спичек; пропитанные фосфором деревянные палочки летали над ее руками, окутывая ладони золотистым сиянием.
Появился Винтерхольм, нетвердо держа в руках бокал. Он прикурил сигару от спички Речен и выдул колечко дыма.
– Рад снова увидеться, сестрица Луна, братец Ночной Покров. Вы так мило танцуете! – Он поклонился, и его доспехи лязгнули.
– Где твоя жена? – спросила Лумивеста.
– Она… – обеспокоенно начал Винтерхольм. – Она, наверное, где-то… Давай-ка отойдем в сторонку и поговорим про…
Из увитой зеленью беседки выступил Варис. В щелях между неплотно прилегающими осколками его фарфоровой маски виднелась усмешка. Он молча указал на стол, за которым сидел Сильверн.
– Кажется, я слишком долго не уделяю внимания супругу, – сказала Лумивеста.
– Нет-нет! – воскликнул Винтерхольм. – Он же ведет себя… то есть ты же не будешь…
– Буду.
Она выпустила руку Березара и направилась к столу. Березар проводил ее взглядом. Винтерхольм нерешительно шагнул следом за ней, но остановился.
Владыка-Солнце все еще сидел за столом, весьма довольный собой. Рядом с ним сидела Эдеа.
– Вот видишь, – послышался голос Винтерхольма откуда-то издалека, – как Солнце любит мою супругу, хоть она и простая смертная.
– Да уж, – хмыкнул Варис, – нечего ей прозябать в тени.
Речен обернулась и сделала жест, означающий смех. Варис расхохотался, а следом за ним засмеялся и Березар.
Лумивеста на миг задумалась. Сильверна и Эдею связывали супружеские узы, и не только они. К тому же в смехе Вариса звучала горечь, а маски, будучи действующими лицами сегодняшнего представления, требовали определенной реакции.
– Эта женщина заняла мое место, – сказала она, – а вам смешно, что я там не сижу? Что означает ваш смех и по какому праву она там оказалась?
– Я думал, – заплетающимся языком произнес Сильверн, – что тебе не хочется быть со мной.
– Может, так, а может, и не так. Как бы там ни было, мало ли кто еще захочет?
– Я решил выразить этой женщине свое уважение!
Варис громко возгласил:
– Кто прав, а кто неправ?
– Не может быть никакого уважения там, где столько неуважения! – заявила Лумивеста. – Я требую справедливости!
– Потребуй еще раз, и ты ее получишь, – прозвучал голос Агаты со сцены.
Она сидела на табурете у пюпитра. Перед ней лежала закрытая книга, а над ее головой радужно переливалось сияние. Сначала Лумивеста подумала, что это волшебство, но оказалось, что это тонкие полоски фольги, трепещущие под ветерком.
– Это причуды Солнца, – негромко проговорил Березар-Небосвод. – В твоих силах его простить.
Лумивеста замялась, понимая, как разворачивается действие. Варис, дух-Трикстер, подстроил встречу Солнца и Луны в самый неподходящий момент и убедил одного из малых богов, что ему пойдет на благо, если великий владыка-Солнце соблазнит его жену. Луна воззвала к Правосудию и потребовала их рассудить, но у нее был шанс передумать. Она имела полное право передумать, потому что в пьесе Масок не было строгих правил и можно было произносить любые реплики.
Но сюжет и характер персонажа требовали определенного поведения.
– Я требую правосудия!
Речен тронула струну мандолины, издавшую тревожный звук.
– Да будет так, – возгласила Агата, – и не будет иначе. Солнце и Луна, прежде вы двигались в одном ритме, и дни сами именовали ваши обличья. Теперь же порядок нарушен, вы в разладе, час за часом и день за днем, к вашему же горю и к смятению смертных. Им придется потрудиться, чтобы узнать, когда вы полны, а когда впусте.
– Я… я этого не хотела, – сказала Лумивеста.
– Тогда пусть твои желания охолонут, – сказала Агата и повернулась к Эдее. – А ты, смертная женщина на чужом месте, жена малого бога, ты предала свой обет и свой род.
– Я не такая, как вы, боги, которые создают вещи по своему желанию, – воскликнула Эдеа. – Я даже не королева, которая может потребовать чего-то и получить желаемое. У меня всего лишь крошечная частица вашей силы.
– Тебе тяжело, но не так тяжело, как королеве, спасающей своих подданных от голода и войны. Тебе тяжело выполнить самые простые вещи: не быть тщеславной, не разрывать чужие узы. Ты не только не сумела стать богиней, но и не смогла быть той, кем должна бы быть.
Агата взмахнула рукой. Что-то вылетело из ее ладони, и Эдеа вздрогнула от удара. На ее рукаве цвета морской волны повисла смятая длинная лента, алая, как кровь.
– Это… это моя кровь, – запинаясь, промолвила Эдеа. – Моя нутряная кровь…
– Ты дитя земли, а не духа. Тебе выпало страдать первой на земле. Но твои страдания будут следовать движению Луны, чтобы ты не забыла, почему кровоточишь.