Астрологiя въ наши дни

Мы уже знаемъ, что тетраграмма напоминала о четырехъ элементахъ природы, получившихъ разныя наименованія въ зависимости отъ различныхъ категорій наукъ. Въ то время, какъ для алхимиковъ они были: меркурій, солъ, сѣра и азотъ, а для кабалистовъ—микропрозонъ, макропрозонъ и

двѣ матеріи, физика назвала ихъ воздухомъ, водой, огнемъ и землей, а философія противупоставила имъ духъ, матерію, движеніе и покой. Зато гіѳроглифы, имъ соотвѣтствовавшіе, были общими для всѣхъ ученыхъ и потому изображенія человѣка, льва, орла и тельца встрѣчались во всѣхъ древнихъ школахъ. Нечего и говорить, что алхимики понимали нѣчто совершенно иное подъ своими терминами, нежели это могло казаться съ перваго взгляда, и потому неудивительно, что многочисленные поиски философскаго камня или эликсира вѣчности не привели къ желаннымъ результатамъ тѣхъ, кто, мучимые страстью наживы, жаждали иного золота, нежели герметисты. Хотя предметъ нашего изученія не есть алхимія, но, имѣя въ виду единство всѣхъ наукъ и тожественность меркурія алхимиковъ съ Ауромъ кабалистовъ (Аонъ Моисея) и астральнымъ свѣтомъ оккультистовъ, мнѣ кажется весьма умѣстнымъ коснуться вкратцѣ и алхиміи. Фавръ Оливэ говоритъ, что древніе называли золотомъ все безпорочное, совершенное, идеальное, и это одно уже нѣсколько объясняетъ, какого золота искали алхимики. Они откровенно заявляли, что желающіе обладать философскимъ камнемъ для увеличенія матеріальныхъ своихъ благъ, никогда ничего не достигнутъ; что для настоящаго побѣдителя природы необходимо прежде всего побѣдить самого себя. Если кто рабъ какого-либо чувства, онъ не можетъ повелѣвать имъ. Поэтому эзотерическое преданіе всегда представляетъ алхимика странствующимъ бѣднякомъ, раздающимъ богатства нищимъ. Согласно разсказамъ современниковъ, Николай Флямель, будучи несмѣтно богатъ, жилъ болѣе, чѣмъ скромно, употребляя свое состояніе на дѣла добра. Безчисленное количество сочиненій по алхиміи сводить эту науку къ нѣсколькимъ болѣе или менѣе сложнымъ химическимъ и физическимъ опытамъ. Но всѣ эти quasi-алхимики, которыми наполнены средніе вѣка, даже не имѣли ни малѣйшаго представленія о томъ, что алхимія есть ничто иное, какъ герметическая философія, и что опыты являлись лишь провѣркой теоретическихъ выводовъ. Введенные въ заблужденіе символическими терминами истинно посвященныхъ

и подстрекаемые несимпатичными инстинктами, они или окончательно гибли, принося все въ жертву кумиру жадности, или, какъ паразиты, питались на счетъ легковѣрія людей. Къ сожалѣнію, однородное грустное явленіе не рѣдкость и въ наши дни, когда астрологи, хиромантяки, френологи и подобные имъ прорицатели мѣняютъ на гроши весьма проблематическое свое знаніе. Увы! одни ли они торгуютъ, какъ барышники, которыхъ Спаситель изгналъ изъ храма! Почему же такая поразительная разница въ ученикахъ одной и той же науки? Почему одни безъ зазрѣнія совѣсти играютъ на слабой стрункѣ ближнихъ, а другіе тѣмъ же ближнимъ вмѣстѣ со своимъ знаніемъ несутъ послѣдній кусокъ хлѣба и, не задумываясь, отдадутъ свою жизнь. Неравенство между ними состоитъ лишь въ томъ, что одни знаютъ, а другіе не знаютъ, одни прозрѣли сущность предмета очами духовными, а другіе и тѣлесными плохо видятъ. Но что выйдетъ, если слѣпой станетъ вожакомъ слѣпого? «По дѣламъ ихъ узнаете ихъ», сказалъ Божественный Учитель. Бываютъ, конечно, субъекты, подобно Лекорманъ, одаренные такой чувствительной натурой, что они безсознательно угадываютъ будущее, но все же эти люди не адепты науки я подобно Юму теряются въ присутствіи гіерофонта[61]. Такъ всякій разъ, какъ Юму приходилось встрѣчаться съ Элифасомъ Леви, онъ самъ сознается, что чувствовалъ себя не особенно ловко и предпочиталъ оставлять общество. Впослѣдствіи мы увидимъ, чему обязанъ былъ Юмъ своей извѣстностью и какая сила была причиной различныхъ явленіи во время его сеансовъ. Вернемся теперь опять къ алхиміи. Докторъ Papus говоритъ, что истинному алхимику приходилось потратить нѣсколько десятковъ лѣтъ на усвоеніе всего того, что слышалъ онъ отъ своихъ учителей, причемъ обученіе велось устно и составляло большую тайну. Алхиміи, продолжаетъ онъ, мы должны быть благодарны за то, что она сохранила намъ ученіе древняго Египта и была по отношенію къ философіи Трисмежиста соединительнымъ звеномъ между Востокомъ и Западомъ. Алхимія распадается на двѣ части: теоретическую, чисто философскую, извѣстную очень немногимъ, и практическую, такъ затемненную различными терминами, что и она становится понятной только тѣмъ, кто знакомъ съ языкомъ Гермеса. Для разъясненія недоразумѣнія всего естественнѣе обращаться къ спеціалистамъ того дѣда, которое вызвало сомнѣніе, поэтому намъ проще всего спросить самихъ алхимиковъ, что такое ихъ философскій камень. Изъ ихъ словъ можно вывести заключеніе, что философскій камень есть красный порошокъ, бывающій иногда и бѣлаго цвѣта, что главное свойство его очищать кровь, излѣчивать болѣзни и увеличивать энергію природныхъ силъ. Такъ, при помощи его зерно въ нѣсколько часовъ превращается въ растеніе, розовый кустъ покрывается цвѣтами, а деревья украшаются спѣлыми фруктами; нѣкоторые же металлы становятся золотомъ. Добыть такой талисманъ не трудно; весь секретъ приготовленія скрытъ въ словахъ Трисмежиста, написанныхъ на Изумрудной доскѣ[62]. Отдѣлить матеріальное отъ нематеріальнаго, т. е., освободить свой духъ отъ узъ страстей, надлежитъ при посредствѣ

Соли, или иными словами, мудрости, Меркурія, или работы и, наконецъ, сѣры, или усилій воли. Соблюдая всѣ эти условія, возможно сдѣлать золотомъ свинецъ или серебро и превратить въ драгоцѣнный металлъ самыя ничтожныя вещи. Такъ, каждый разъ, когда алхимики говорятъ о превращеніи металловъ, они намекаютъ на нравственное усовершенствованіе человѣка и поэтому съ особой силой настаиваютъ на томъ, что для настоящаго полнаго алхимическаго опыта требуется лишь одинъ сосудъ и одинъ магическій агентъ, который слѣдуетъ назвать волей. Немного далѣе мы увидимъ, что полнымъ выраженіемъ ученія алхимиковъ служитъ пентаграмма, отвѣчающая числу пять. Освобожденіе воли изъ-подъ власти тѣла дѣлаетъ ее властелиномъ мірового агента жизни, азота

герметистовъ, астральнаго свѣта оккультистовъ. Пояснимъ это примѣромъ. Въ Индіи встрѣчаются люди (факиры), разсказываетъ Papus, производящіе слѣдующія интересныя вещи. Положивъ немного земли на полъ и скрывъ въ землѣ какое либо зерно, одинъ изъ подобныхъ субъектовъ садится напротивъ, протянувъ руки и устремивъ взглядъ по направленію зерна. Онъ остается въ такомъ положеніи, въ состояніи полной неподвижности, часа два или три. По прошествіи этого времени растеніе уже достигаетъ аршина въ вышину и, если продолжить опытъ часа на три еще, то въ результатѣ явится цвѣтокъ и плодъ. Какое же волшебство произвело всѣ эти явленія? Больше ничего, какъ сильная воля экспериментатора подѣйствовала на жизнь зерна, каковая, при обыкновенномъ ходѣ вещей, потребовала бы нѣсколько большій срокъ для своего развитія. Другими словами, жизненная энергія была увеличена, вслѣдствіе чего растительный процессъ пошелъ быстрѣе. Но чѣмъ же она была увеличена? Притокомъ новыхъ жизненныхъ силъ, выдѣленныхъ изъ себя человѣкомъ и при помощи астральнаго свѣта, переданныхъ зерну. Но мы не разъ упоминали, что самъ астральный свѣтъ есть жизненный двигатель и силы, переданныя факиромъ, взяты тоже изъ той же общей сокровищницы міровой жизни, но переработаны согласно съ личными природными свойствами человѣка и носятъ названіе животнаго магнетизма. Баронъ Reichenbach (Рейхенбахъ)[63] замѣтилъ эту особую силу, присущую человѣку, и далъ ей наименованіе Одъ. Законодателю евреевъ она была извѣства во всѣхъ ея проявленіяхъ, какъ доказали это сочиненія Фавра Оливэ, а Aor Моисея вполнѣ соотвѣтствуетъ золоту алхимиковъ. Papns говоритъ, что тѣ степени состоянія міровой жизненной силы, которыя отмѣчены въ Библіи терминами Auzal et Dikeiah еще не изслѣдованы нашими учеными и составляютъ драгоцѣнное преданіе ѳивскихъ жрецовъ. Одъ Reichenbach’a проявилъ свое существованіе въ послѣднихъ опытахъ Наркевича Іодко, а Карлъ-дю-Прель отожествляетъ его съ лучами Рентгена, какъ это явствуетъ изъ статьи его въ «Revue de Revue» за мартъ прошлаго года. Однако, какъ мы сейчасъ увидимъ, Карлъ-дю-Прель немного ошибся. Повинуясь міровому закону притяженія и отталкиванія, движеніе, которое должно быть принято за типъ дѣйствующей силы, направляется сначала отъ первоначальнаго источника или принципа къ существу, а отъ него, измѣненное его субъективными свойствами, возвращается снова къ своему началу. Насытясь солнечнымъ свѣтомъ, предметы начинаютъ въ свою очередь выдѣлять лучи, каковые и наблюдалъ Reichenbach, помѣстивъ человѣка въ подходящія условія, допускающія видѣть лучеиспусканіе. Такимъ условіемъ являлась, конечно, среда, окружавшая субъекта и состоявшая въ данномъ случаѣ въ абсолютной темнотѣ. Удаляя свѣтъ, Reichenbach уменьшалъ сопротивленіе, испытываемое флюидами, и дѣлалъ ихъ, такъ сказать, болѣе осязательными. Наркевичъ Іодко дѣйствуетъ одновременно и на среду и на человѣка, уменьшая вліяніе первой и увеличивая силы второго, получаетъ фотографическое изображеніе только поверхности предмета. Rentgen же, наоборотъ, увеличиваетъ вліяніе внѣшней среды и получаетъ, такимъ образомъ, лучи, пронизывающіе предметъ-а не лучи, исходящіе изъ предмета, т. е., вовсе не сходные съ Одомъ Reichenbach’a.