Атаку начинали танкисты

Ночью танки выдвинулись к месту засады. Боевые машины были окопаны и замаскированы в каких-нибудь двухстах метрах от Минской автострады. Артиллеристы устроили НП на ветвях высокой сосны, заняли удобные, скрытые позиции автоматчики.

Затишья на нашем участке не было ни минуты. Противник вел орудийный и минометный обстрел по площадям. Разрывы приближались к месту засады, и вот уж вздыбилась земля между танками. За броней танкисты чувствовали себя надежно, пехотинцам же в окопчиках крепко доставалось. Над нами появилась группа бомбардировщиков «Юнкерс-87». Бесконечно крутили они свою смертоносную карусель: один выходил из атаки, другой заходил, надсадно завывали включенные на пикировании сирены. Грохот, огонь, столбы дыма и пыли. Крики и стоны раненых.

Неужели обнаружили засаду?

Бомбили и обстреливали долго. Потом как-то внезапно наступила тишина. Можно было подумать, что снаряды у немцев кончились. Мы понимали, что это зловещая тишина.

— Внимание! Усилить наблюдение! — последовала команда по радио.

И своевременно. Послышались шум, треск, на Минской автостраде показалась колонна мотоциклистов и бронетранспортеров с пехотой. Явно разведка. И попытка вызвать огонь с нашей стороны, чтобы обнаружить нас.

Капитан Купернюк приказал:

— Пропустить.

Его команду продублировали артиллеристам и автоматчикам.

Мотоциклисты и солдаты мотопехоты проследовали мимо наших наведенных стволов, не подозревая, что почти каждый из них — на прицеле. А у наших огневиков нервы оказались крепкими, ни один ничем себя не обнаружил.

Колонна прошла несколько сот метров по автостраде и вернулась назад.

Над деревней Ляхово описал несколько кругов и ушел на запад разведывательный самолет «Фокке-Вульф-189», прозванный нашими бойцами «рамой».

И опять все затихло.

Двадцать, тридцать, сорок минут тягучей, изнурительной тишины. А потом послышался мощный гул. Большая вражеская колонна, готовая ежеминутно развернуться в боевой порядок, двигалась по автостраде — около 30 танков, десяток грузовиков с автоматчиками.

Капитан Юрченко, прильнув к прицелу, передал по радио политруку роты Бойкову:

— Мой — головной, твой — замыкающий. Голос ротного прозвучал хрипло.

— Понял... — почти шепотом отозвался Бойков.

Еще несколько мгновений выдержки, когда слезятся глаза от напряжения и трудно сохранить недвижимыми пальцы на педали спуска.

Наконец-то:

— Огонь!!!

Прогремели выстрелы танкистов и артиллеристов. Почти одновременно запылали передний и замыкающий танки. Артиллеристы били по другим машинам колонны, автоматчики расстреливали спешившихся и бросившихся врассыпную гитлеровцев.

Автострада оказалась закупоренной.

Тяжелые танки КВ роты капитана Юрченко вышли из капониров и, маневрируя, вели огонь с коротких остановок. Цели были настолько близко, что почти каждый снаряд — прямое попадание.

Ни одна вражеская машина не прошла по Минской автостраде. 

В своем боевом донесении (оно поныне хранится и архиве) мы с комбатом писали:

«В районе д. Ляхово уничтожено до 20 танков. Все атаки противника отбиты. Три уничтоженных танка на счету политрука роты А. Бойкова.

Командир 27 ОТБ майор М. Купернюк.

Начальник штаба капитан Е. Ивановский».

Налицо был явный успех. Батальон выдержал испытание.

Главный же результат этого скоротечного боя выражался, пожалуй, не столько числом подбитых и уничтоженных вражеских танков, сколько моральным подъемом, который охватил личный состав батальона. Всюду, где собирались танкисты — у подоспевшей полевой кухни, на лесной опушке у машины с боеприпасами, — можно было услышать одну и ту же фразу: «Оказывается, можно их бить!»

Наш комиссар Козинский, беседуя с танкистами после бон, сказал:

— Отступать больше нельзя. Надо бить врага!

Да, выход из трудного, может быть самого опасного, положения войны, был один-единственный: бить врага, вырывать у него инициативу. И такой перелом в морально-боевом состоянии воинского коллектива наверняка происходил повсюду, где гремели подмосковные схватки с врагом. Танковый бой под Ляхово явился эпизодом большого поворота событий в войне, который назревал под Москвой поздней осенью 1941 года. Слова политрука В. Клочкова, прозвучавшие на позициях Волоколамского шоссе: «Отступать дальше некуда — позади Москва», выражали настрой и решимость тысяч воинов.

* * *