Атаку начинали танкисты

Что касается дважды присвоенного майорского звания, то так оно и было. Не так давно здесь, на переформировании, пришла соответствующая выписка из приказа. На утреннем построении объявили. Сослуживцы поздравили меня, я прикрепил по два прямоугольника в петлицы. А потом выяснилось (прибыла еще одна выписка), что это же звание тремя неделями раньше мне присвоено приказом командующего Западным фронтом. Всяко могло случиться в ту пору, когда массы военного люда перемещались в круговороте грозных событий.

К сроку, указанному в телеграмме, я был в ГАБТУ. В предварительной беседе работник отдела кадров сообщил о назначении меня заместителем начальника штаба 199-й танковой бригады. Формируется она под Горьким, в первое время мне поручается исполнять обязанности и начальника штаба, и заместителя, как выразился кадровик — «самостоятельно и энергично».

В славном волжском городе, известном революционными традициями рабочего класса, формировался тогда ряд ударных воинских частей. Ведомства, учреждения и предприятия города были полностью переведены на военные рельсы.

В течение нескольких недель мне действительно пришлось самостоятельно, и весьма энергично (иначе нельзя было), решать многие вопросы, связанные с формированием бригады. Как-то поздно вечером позвонил из Москвы подполковник Поминов и сообщил, что он назначен начальником штаба нашей бригады и спешит познакомиться хотя бы по телефону. Он должен был еще некоторое время задержаться в Москве, где пока еще работал в центральном аппарате.

По тем же делам формирования привелось мне быть в командировке в Новомосковске. Так как путь лежал через Москву, решил заехать к начальнику штаба: пока он в центре, можно этим воспользоваться, чтобы побыстрее решить некоторые вопросы.

— Правильно сориентировались! — одобрительно встретил мой приезд Поминов. — С этого кресла и через этот телефон... — кивнул он на свое рабочее место, — мы кое-что выбьем для бригады.

Человеком он оказался умным и деятельным. Внимательно выслушав меня, взяв кое-что на заметку, сел за телефон. Как давний работник центрального аппарата, он знал, куда позвонить и с кем поговорить по какому вопросу. Здорово продвинул наши дела вперед. Условились с ним: завтра едем в бригаду вместе. Единственно, на что у него не хватило времени, так это на то, чтобы о себе сказать несколько слов, даже по имени-отчеству не назвался. Я поныне так и не знаю, как его звать-величать, ибо, несмотря на наш уговор, ни одного дня нам работать вместе не пришлось.

В коридоре управления меня перехватил заместитель начальника отдела кадров ГАБТУ:

— Майор Ивановский, если не ошибаюсь?

— Так точно, товарищ полковник, — подтвердил я, удивляясь, откуда он меня знает.

— Зайдите ко мне...

В кабинете кадровик усадил напротив себя, кратко проинформировал о новых танковых формированиях, о нехватке в штатах соединений боевых командиров. Я понял, что сейчас же будет решен вопрос о новом моем назначении. Тогда не спрашивали и не уговаривали никого, как нынче: как вы смотрите, если вас выдвинуть на такую-то должность с переводом туда-то? Тогда прямо объявляли решение.

Полковник сказал:

— Назначаетесь начальником отдела разведки соединения.

Я привстал.

— Сегодня к двадцати ноль-ноль явитесь в гостиницу ЦДКА на беседу к генерал-майору Лизюкову Александру Ильичу.

— Есть, понял.

Суховатым рукопожатием кадровик распрощался со мной.

Вечерело. До 20.00 оставалось не так много времени, и я, пересаживаясь с троллейбуса на трамвай, поехал по Москве в сторону площади Коммуны. На улицах много военных, на площадях позиции зенитных батарей, плавающие в вышине аэростаты, перекрещенные лентами окна — перекрещенные, как судьбы людские военной поры. Все это наблюдаю, притиснутый к окну в переполненном трамвае, и вроде бы тихо-тихо говорю с моей Москвой.

О службе своей будущей подумываю без особых треволнений. Пощипывает, правда, какая-то неясность, недосказанность: отдела разведки нет ни в бригаде, ни в дивизии — куда же меня? Имя Лизюкова, Героя Советского Союза, было широко известно, о нем писали газеты. Во время короткой нашей встречи полковник-кадровик не догадался сказать или намеренно умолчал о создаваемых танковых корпусах, и я терялся в догадках.

Побродил по вестибюлю, по этажам гостиницы ЦДКА, этого доброго нашего армейского дома. В нем какой-то особый, чем-то родной дух — и тогда был, и теперь остался. Без одной минуты восемь постучался в номер генерала. Хозяин скромного одноместного номера, который предстал отнюдь не в халате и шлепанцах, по-домашнему, а в полной форме, перетянутый снаряжением, тотчас открыл дверь.

— В управлении вы, наверное, слышали, что формируется четыре танковых корпуса, — поздоровавшись, начал беседу со мной генерал-майор А. И. Лизюков. — На первый идет Михаил Ефимович Катуков, вторым доверено командовать мне, на третий никто пока не назначен, четвертым будет командовать, кажется, товарищ Мишулин...

Далее все, что он говорил, касалось уже лично меня, моих обязанностей и задач: