Атаманщина

К скорейшему выступлению из Монголии Унгерна подталкивало и то, что средства, захваченные в Урге, быстро таяли. Как утверждает Б.Н. Волков, ведавший, среди прочего, связями монгольских министерств с унгерновским интендантством, «Унгерн предполагал организовать отряд в пять тысяч человек (преимущественно русских), причем указывалось, что содержание всадника с конем, по местным ценам, не менее одного доллара за сутки (обмундирование, довольствие и фураж). Это составляет в месяц сто пятьдесят тысяч долларов, а в год – 1 800 000 долларов. Кто знает бюджет Монголии, кто знает эту полудикую страну, для того приведенная выше цифра – колоссальна…

Во что обходилось монгольскому народу содержание отряда Унгерна, говорит хотя бы тот факт, что ежедневно только в ургинское отделение унгерновского интендантства монгольским министерством финансов доставлялось 60–70 быков, в месяц 1800–2100 голов (всаднику выдавалось 4 фунта мяса в день). К характеристике быстро испорченных отношений приведу следующий случай. Доставленный в интендантство гурт в 300 голов начал болеть (появилась чума) и был отправлен на прививку за 30 верст от Урги. В течение 12 дней (срок прививки, отгон и привод гурта) отряд должен был остаться без мяса. Явившийся в министерство финансов представитель интендантства потребовал новый гурт. Дежурный монгольский чиновник в грубой до неприличности форме отказал в требовании: «До каких пор русские будут сидеть на нашей шее». Это начало конца. Азия говорит грубо и резко только в том случае, если чувствует за собой силу.

Особенно разорительны были для Монголии отряды, находящиеся где-нибудь далеко от центра, вроде отрядов есаула Хоботова на р. Харе или войскового старшины Тапхаева возле Сам-Бейса». Эти отряды попросту грабили монгольское население, творили жуткие насилия. На одном из допросов Унгерна спросили: «Почему вы потеряли авторитет в Урге?» Он ответил без затей: «Кормиться надо было…»

Перед выступлением в северный поход Унгерн несколько дней беседовал с оказавшимся в тот момент в Монголии известным польско-русским журналистом и писателем Фердинандом Оссендовским. В прошлом Оссендовский был революционером, за участие в революции 1905 года сидел в царской тюрьме. Теперь же ему пришлось писать антиреволюционный манифест – приказ № 15. Иначе, как опасался Оссендовский, Унгерн его живым из Монголии не выпустил бы.

Вот как Оссендовский описывает свои первые впечатления от встречи с Унгерном:

«– Расскажите мне о себе. Все вокруг кишит шпионами и агитаторами? – истерично выкрикнул он, не спуская с меня настороженных глаз. За считанные мгновения мне удалось постичь не только внешность, но и характер барона. Маленькая головка на широких плечах, беспорядочно разметанные белокурые волосы, рыжеватая щетина усов, худое, изможденное лицо, вызывающее в памяти лики на старых византийских иконах. Затем все отступило перед проницательным взглядом стальных глаз, сверлящих меня из-под массивного выпуклого лба. Взгляд хищника из клетки. Даже за эти короткие минуты мне стало ясно, что передо мной очень опасный человек, способный на любые непредсказуемые действия. И все же, несмотря на явную опасность, я почувствовал себя оскорбленным. – Садитесь, – буркнул он, указывая на стул и нетерпеливо теребя усы.

Во мне нарастал гнев. Даже не подумав сесть, я сказал:

– Вы позволили себе оскорбить меня, барон. Мое имя достаточно известно, и вам не стоит говорить со мной в таких выражениях. Поступайте, как хотите, – сила на вашей стороне, но оскорблений я не потерплю».

Оссендовский уверяет, что резким тоном своего ответа спас себе жизнь и завоевал доверие барона.

Унгерн признавался Оссендовскому: «Мои дела здесь подходят к концу. Через девять дней я выступлю против большевиков, направившись в Прибайкалье. Прошу вас провести со мной оставшиеся дни. Многие годы я лишен цивилизованного общества и живу наедине со своими мыслями. Мне хотелось бы познакомить вас с ними, чтобы вы увидели во мне не «кровавого свихнувшегося барона», как зовут меня враги, и не «сурового деда», как называют меня мои офицеры и солдаты, а просто человека, который много искал, а страдал и того больше…

Я поведаю вам, кто я и где мои корни… Мое имя окружают такой страх и ненависть, что трудно понять, где правда, а где ложь; где истина, а где миф! Когда-нибудь вы, вспоминая свое путешествие по Монголии, напишете и об этом вечере в юрте «кровавого генерала».

Барон вкратце изложил журналисту свою родословную, а затем продолжал:

«Свою жизнь я провел в сражениях и за изучением буддизма. Дед приобщился к буддизму в Индии, мы с отцом тоже признали учение и исповедали его. В Прибайкалье я пытался учредить орден Военных буддистов, главная цель которого – беспощадная борьба со злом революции…

– Зло революции!… Думал ли кто об этом, кроме французского философа Бергсона и просвещеннейшего тибетского таши-ламы?..