Атаманщина

Главной причиной перемены курса монгольской власти была отнюдь не личная неприязнь к Унгерну, которому Богдо-гэгэн остался благодарен за освобождение от китайского ига и чью смерть он почтил молитвами по всей Монголии. И дело совсем не в том, что содержание Азиатской дивизии было в тягость монголам. Советский экспедиционный корпус Константина Августовича Неймана, благополучно расстрелянного в 1937 году, обходился дороже, поскольку его численность была в несколько раз больше. Что же касается незаконных реквизиций (или грабежа, что в сущности одно и то же), то здесь ни унгерновцы, ни красноармейцы не были безгрешны, хотя первые все-таки грешили больше. Но Унгерн хотя бы платил за продовольствие, в отличие от красных. А уж красные монголы Сухэ-батора представляли непосредственную угрозу власти хутухты и, действительно, вскоре казнили многих его приближенных. Но Богдо-гэгэн понимал, что сила на стороне большевиков, и только дружба с ними позволит ему хотя бы досидеть на троне до смерти и умереть в своей постели. Это ему в итоге удалось, хотя многим из его приближенных, ставших впоследствии жертвами репрессий, о таком счастье уже не приходилось мечтать.

Азиатская дивизия могла только побеждать, поражение было для нее смерти подобно. Боеприпасов, захваченных в Монголии, могло хватить на две-три недели интенсивных боев, и с самого начала у унгерновцев ощущался острый дефицит артиллерийских снарядов, которых у китайцев было захвачено мало. Приток вооружения из боеприпасов из Маньчжурии был мизерным. Рассчитывать можно было только на трофеи. Поэтому даже неопределенный исход боя, без решительного разгрома красных, был для Унгерна гибельным.

По утверждению И.И. Серебренникова, «уже находясь в походе из Урги в Троицкосавск, барон… одного из приближенных к нему офицеров… отправил с пути в Хайлар для переговоров со своим «названным братом», генералом Чжан Кун Ю.

Я предчувствую, – говорил обуреваемый сомнениями барон своему офицеру, – что мне еще осталось еще немного земных шагов, и я хочу сделать свой последний выстрел. Я сижу в Монголии, как паук… Моя армия простирается отсюда до Алтая (очевидно, под своей армией барон понимал также отряды Казанцева, Кайгородова и Казагранди, оперировавшие на западе. – Б. С.). Она обращена лицом к Сибирской магистрали. По первому моему зову могут подняться двадцать тысяч монгол. На днях я отдал приказ о боевом выступлении в Улясутае и Коблдо. Вы же отправляйтесь в Хайлар и передайте моему брату: пусть он немедленно сообщит старику – Чжан Цзо Лину, чтобы он или сам сел на китайский трон, или посадил на него Пу И (наследника династии Цин, будущего марионеточного императора созданного японцами в 1931 году после оккупации ими Маньчжурии государства Маньчжоу-Го, что в какой-то мере можно рассматривать на планы Семенова и Унгерна по возрождению Срединной империи – но уже под японским контролем. –

Б. С.). Если он этого не сделает, я пойду на него войною…»

Посланец ускакал в Хайлар, передал генералу Чжан Кун Ю просьбу барона Унгерна, но был вскоре арестован здесь. Подкуп стражи помог ему, однако, убежать из-под ареста».

Насчет двадцати тысяч монголов Унгерн сказал лишь для красного словца. Даже если бы ему удалось подчинить себе Внутреннюю Монголию (что, кстати сказать, вряд ли бы обрадовало «названного брата» и «старика»), то и тогда бы он не смог поставить под ружье такое количество монгольских всадников. В северный поход барон взял с собой не более 600 монгольских бойцов. В Урге осталось не более сотни монгольских всадников, еще несколько сот всадников находились в монгольских отрядах Жамболона, Хатн-батора и некоторых других, не подчинявшихся непосредственно Унгерну. Даже если добавить сюда несколько сот «красных монголов» Сухэ-батора, до 20 тысяч будет еще очень далеко.

Главное же, посылка офицера к Чжан Кун Ю прямо с похода свидетельствует, что Унгерн испытывал большие сомнения в способности своими ограниченными силами разгромить красных и дойти до Транссиба. Потому и пытался в последний момент реализовать первоначальный семеновский план и вместо России двинуться в Китай, чтобы совместно с китайскими генералами восстанавливать на престоле династию Цин. Очевидно, тогда же, в конце мая, Унгерн отправил к Семенову Ивановского, чтобы наверняка узнать, может ли он рассчитывать на содействие семеновцев. Посланцем же к Чжан Кун Ю, вполне возможно, был другой начальник штаба, по инженерной части, Войцехович. Однако Ивановский уже не застал Семенова в Дайрене, поэтому задержался с возвращением, а если и встретился с Унгерном, то уже после поражения последнего под Троицкосавском, а скорее всего, вообще больше никогда не встретился. Арест же посланника Унгерна в Хайларе, очевидно, стал наиболее ясным ответом «старика» Чжан Цзо Лина на предложение барона. Властитель трех северо-восточных провинций Китая не собирался сажать на престол в Пекине Пу И или садиться туда сам. Его вполне устраивало положение мощного регионального властителя. Отвечать за весь Китай будущий маршал не собирался.