— Турецкая нация, которая вопреки всем превратностям судьбы сумела создать государства Ченгиза, Сельджука и Османа, которые оставили яркий след во всемирной истории. И вот теперь она создала государство, отвечающее своему имени и своему содержанию. Она взяла власть в свои способные руки со всей решительностью, которой она обладает и которую она выказала перед лицом бедствий. Нация взяла в свои руки управление своей судьбой и доверила представительство своего суверенитета не одному человеку, а Высокому собранию, составленному из представителей всех его сынов. Этим Высоким собранием является наше собрание — Великое национальное собрание Турции. Правительство этого суверенитета называется правительством Великого национального собрания. Вне этого правительства не существует, не может существовать никакая другая форма ни суверенитета, ни правительства…
Когда Кемаль произносил эти слова, в его голосе звенел металл, а его речь, сочетающая народный турецкий язык с более рафинированным языком османской элиты, была лишена какой-либо риторики.
С этой минуты Трибуна Национального собрания стала символом физического и духовного присутствия Кемаля в центре своей страны.
Его видели на ней осторожным и настойчивым, мягким и жестким, уверенным и спокойным.
Но никогда никто не видел его на трибуне заискивающим и растерянным.
А как он говорил!
— Заставьте его замолчать, — взмолился один из самых непримиримых депутатов на очередном заседании, — или он, в конце концов, убедит меня!
Иногда Кемаль говорил часами, и никто этого не замечал, настолько все были поглощены его речами, которые никого не оставляли равнодушными.
Да что там часы!
— Ваши блестящие ораторы в Бурбонском дворце, — как-то заметил один из длепутатов французскому послу, — выступают не более одного-двух часов, тогда как наш гази может говорить четыре дня подряд!
В ту субботу Кемаль говорил в течение четырех часов.
Он проанализировал события, происшедшие с момента перемирия, и рассказал о своей работе от декларации Амасьи до созыва Национального собрания в Анкаре.
Его резкая, но в то же самое время выдержанная речь, украшенная несколькими правоверными и лояльными фразами, могла ввести в заблуждение любого пессемиста.
Да и как не ввести, если Кемаль заявил:
— Национальное собрание спасет падишаха, халифа и Османское государство, продемонстрировав всему миру, что османская династия всё еще жива. С нами Аллах!
Можно ли удивляться, что речь Кемаля вызовет аплодисменты и крики «Да будет так!»?
Затем Кемаль выступил при закрытых дверях.
На этот раз он не стал тратить время на сообщение всем известных фактов и ограничился перечислением основных принципов своего действия.
— Наша задача, — сказал он, — добиться освобождения народа внутри национальных границ. Мы не хотели пантуранистской политики, чтобы не столкнуться с внешними трудностями. Мы не защищали и панисламизм, пугающий иностранцев. Но нам необходима моральная и материальная поддержка мусульман. Впрочем, нас поддерживают исламские государства. У большевиков свои идеи. Я не знаю их точно. Мы считаем, что справедливо использовать любую поддержку при условии невмешательства в наши дела. Так как Стамбул оккупирован англичанами, установление контактов с падишахом ничего не дает…
Буквально через пять минут Кемаль начал новое выступление, на этот раз на открытом заседании.
— Именно сейчас, — заявил он, — Национальное собрание должно сформировать правительство, а президент Национального собрания должен быть также главой правительства…
Взглянув на притихших консерваторов, Кемаль «успокоил» их.
— Султан, — сказал он, — наш верховный правитель, халиф и глава исламского сообщества, поэтому мы не можем допустить, чтобы халифат был отделен от султаната. По той же причине бесполезно и невозможно назначать представителя падишаха в Анатолии…
Кемаль все рассчитал правильно.
Судя по длившимся несколько минут овациям, ему поверили.
— Только теперь Национальное собрание, — не моргнув глазом, заявил он, когда овации смолкли, — созвано, чтобы спасти султана-халифа. Я буду работать на благо народа и страны, не преследуя никаких личных интересов. Пусть Аллах даст жизнь и здоровье нашему падишаху и удалит от императорского трона все опасности, чтобы сделать его свободным!
Когда закончились аплодисменты, Кемаль еще раз порадовал депутатов, предложил направить султану телеграмму.
«Мы, — говорилось в ней, — все собраны вокруг Вашего трона, — к которому мы сейчас привязаны более чем когда-либо!»
25 апреля Кемаль поднимался на трибуну четыре раза.
Его старания не пропали даром, и в тот же день было сформировано временное правительство, объявившее себя единственной законной властью в стране.
В первом его постановлении сообщалось, что все приказы султана и его правительства не подлежат исполнению.
И теперь Кемаль высказал все, что он на самом деле думал об османском правительстве: