Ататюрк. Особое предназначение

— Если враг будет преследовать нас без остановок, он удалится от своих баз и будет вынужден занимать новые позиции…

18 июля командование Западного фронта получило его приказ: отступить на восток от Сакарьи, чтобы армия смогла восстановить силы и переформироваться.

Конечно, положение было тяжелое, и, тем не менее, Кемаль, по словам Халиде Эдип хранил олимпийское хладнокровие.

Как того и следовало ожидать, в Анкаре падение Эскишехира вызвало настоящий шок.

Национальное собрание пыталось найти виновных и пути выхода из подобной безрадостной ситуации.

Только теперь меджелись ратифицировал договор с Москвой, словно этого достаточно, чтобы устранить греческую угрозу.

В эти дни активизировал свою деятельность и Энвер.

Узнав о событиях в Анатолии, он решил, что пробил его звездный час.

Забыв свое обещание о невмешательстве, заключенном с Али Фуадом, 16 июля он написал Кемалю из Москвы: «Мы намерены вернуться в страну, как только почувствуем, что бесполезно и опасно оставаться за рубежом, по той причине, что угроза нависла над страной и мусульманским миром, который мы пытаемся спасти!»

И Кемаль не мог отмахнуться от этой по сути дела угрозы.

В регионе Трабзона несколько тысяч сторонников Энвера готовились к походу на Анкару.

Испуганные и озлобленные депутаты дали волю своему гневу и потребовали немедленного наказания всех военачальников, ответственных за поражения турецкой армии.

Досталось и Кемалю!

Никто не понимал, почему он, боевой и прославленный генерал, вместо того чтобы отправиться на фронт и возглавить армию, сидит в Анкаре и произносит бесконечные речи.

Да и какие там могли быть объяснения, когда тихая Анкара превратилась в прифронтовой город и всем им угрожала смертельная опасность!

23 июля на закрытом заседании председатель Совета министров Февзи-паша заявил с трибуны парламента:

— Друзья, мы переживаем исторические дни. Наши солдаты героически сопротивляются наступлению греческой армии, значительно более многочисленной. Мы несем тяжелейшие потери. Но нашей задачей остается победа. Мы будем продолжать войну на участках, стратегически более важных. На этой неделе наше правительство покинет Анкару и переедет в Кайсери…

После него на трибуну взошел депутат из Эрзурума и заявил о своем желании присоединиться к армии.

Под возгласы одобрения большинство Национального собрания отказывается покинуть Анкару.

Намечался и отъезд членов правительства и некоторых депутатов и их семей.

Атмосфера все больше накалялясь.

Депутаты снова заговорили об отправке Кемаля на фронт.

4 августа Кемаль поднялся на трибуну Национального собрания.

Принимая во внимание последние события и письмо Энвера, он заявил:

— С соглоасен возгнлавить армию, — заявил он, — но только при условии, что буду наделе чрезвычайными полномочиями! Авторитет и влияние главнокомандующего в армии должны быть очень велики, для того, что бы он пользовался большим весом в глазах неприятеля…

Депутаты, в чьем ведении, согласно конституции, находилась армия, замерли.

Подобной дерзости они не ожидали даже от известного своей непредсказуемостью Кемаля.

Впрочем, депутаты были не только изумлены, но и озадачены, поскольку прекрасно понимали: в случае чего эта самая полнота может обернуться против них самих, как это и было, по сути дела, задумано.

Кто-кто, а Кемаль всегда найдет применение полученным им чрезвычайным полномочиям.

Как и всегда, голоса разделились.

И все-таки Кемаль получил требуемое, поскольку большинство депутатов видели в чрезвычайных полномочиях последнюю надежду на спасение.

Однако некоторые, в основном это были сторонники Энвера, заговорили о диктатуре.

Но их уже никто не слушал, поскольку слишком был велик страх перед оккупацией Анкары.

5 августа Национальное собрание приняло закон, назначающий Кемаля на три месяца Верховным главнокомандующим.

— Я, — в тот же день заявил Кемаль на всю страну, — принимаю верховное командование по единодушному требованию уважаемых депутатов Великого национального собрания!

Конечно, получая чрезвычайные полномочия, Кемаль хотел держать оппозиционных депутатов в узде.

Не забывал он и об Энвере, готовым примчаться в Анатолию, как когда-то он примчался из Берлина в Стамбул.

Тогда ему удалось спасти революцию, и история могла повториться…

А чтобы сразу же отбить охоту к дальнейшей критике армии, он заявил:

— Без сомнения, — заявил он, — неприятель изыскивает возможности для использования в своих интересах пессимистических речей, которые произносятся в нашем Собрании то одним, то другим из его членов…

И депутаты приняли его призыв к лояльности и поддержке как должное…

Получив практически неограниченную власть, Кемаль сразу же потерял интерес ко всем этим брызжущим слюной и орущим людям.

Да и что ему было бояться их теперь, если даже при всем своем желании они уже не могли избавиться от него в его отсутствие.

В его подчинении была вся армия, а, значит, как говорил когда Чан Кайши, и власть.

Начальником Генерального штаба он назначил премьер-министра Февзи, а Исмет стал гланокомандующим Западной армии.