Ататюрк. Особое предназначение

— Чему нас учили до сих пор? — спрашивал он и отвечал: — Тому, что в случае прорыва фронтовых линий необходимо отступать на то расстояние, которое нужно для ликвидации прорыва. Я счел целесообразным познакомить вас со своей точкой зрения относительно методов защиты. Я считаю, что линии фронта, которая должна защищаться, не существует, что объектом обороны является некая территориальная площадь и что этой площадью является вся страна. Поэтому ни одна пядь земли нашей родины не может быть отдана неприятелю, если на ней не будет пролита кровь сограждан. Каждая воинская единица, большая или маленькая, может быть выбита из своих позиций. Но каждая единица, мелкая или крупная, должна перед лицом неприятеля восстановить свой фронт там, где она может удержаться и продолжать борьбу. Воинские единицы, замечающие, что соседние войсковые группы вынуждены отступать, не должны связывать с ними свою судьбу. Они должны отстаивать свои позиции до конца. Благодаря такой постановке вопроса, каждый из бойцов наших отрядов пойдет, если это будет необходимо, на самопожертвование…

Пор сути дела Кемаль повторял то, что несколько лет назад он приказывал во время ураганных атак англичан на Дарданеллах: не наступать, а умереть…

Но по-другому и не могло быть, и каждый боец должен был проникнуться осознанием того, что он защищал не какую-то там высоту, а пядь своей родной земли.

И как тут не вспомнить знаменитый сталинский приказ № 227, гласивший: «Ни шагу назад!»

И надо отдать Кемалю должное: сам он никогда не прятался за спинами других и имел полное право говорить:

— Я готов пожертвовать жизнью ради успеха дела…

И, зная то, как он воевал, надо полагать, это были не пустые слова.

Жестоко?

Да, жестоко.

Но у войны свои законы, и бессмысленно подходить к ним с позиций мирной жизни…

Вместе с Кемалем находилась и Халиде Эдип, которая уже после ссоры с ним описала все то, чему она была свидетельницей в те напряженные дни.

Позже она рассказала о частой смене его настроения, удивительной силе духа и в то же время о нередких приступах отчаяния.

23 августа сражение на Сакарье началось.

А чтобы лучше понять то, с чем престояло столкнуться Кемалю и его армии, надо посмотреть на статистику.

Турецкая армия насчитывала 40 тыс. винтовок, греческая — 88 тыс. в турецкой армии было 700 пулеметов, у греков — 7 тыс., у турок было 177 пышек, у герков — 800, у греков было 20 самолетов, у турок — только два.

Если к столь огромному превосходству в живой силе и технике добавить уверенность греков в том, что турки потеряли армию у Эскишехира и не способны больше сражаться, то станет понятным, какое тяжелейшее испытание ожидало турецкую армию и самого Кемаля.

Не мудруствуя лукаво, греки решили переправиться через Сакарью, ударить по левому флангу турок и прорваться в образовавшуюся брешь к Анкаре.

Первые дни завязавшегося сражения принесли Кемалю сплошные разочарования.

Под натиском греков левый фланг турецкой армии стал отступать, отойдя за неделю на десять километров.

Греки захватили многие господствовавшие над местностью высоты, и взбешенный Кемаль пригрозил собственноручно расстрелять командиров Пятой дивизии, если они не сумеют закрепиться на новых позициях.

Однако греки продолжали развивать успех, и вскоре дело дошло до того, что Кемаль приказал готовить линию обороны в пригороде Анкары!

«Сейчас, — писал он в своем приказе, — мы защищаем не линию фронта, а всю страну!»

Наблюдая за поведенеим Кемаля, его окружение начало верить в то, что у него есть в запасе какой-то секрет, звестный только Мехмету Арифу, полковнику, недавно введенному в военный совет Верховного главнокомандующего.

Окружение Кемаля не могло понять, зачем он приблизил к себе этого тщедушного полковника, которого отстранил от командования дивизией.

Кемаль только улыбался в ответ.

Дружбе, связывающей его с Арифом, уже более двадцати лет.

Кемаль знал о его преданности и прощал ему все его странности, как, например, длинные кинжалы, которые он носил на поясе, или ручного медвежонка, всюду его сопровождавшего.

Как выяснилось, никакого секрета не было.

Просто он продолжал верить.

— Безнадежных ситуаций не бывает, — скажет он позже. — Бывают лишь люди без надежды. Я никогда не терял надежду…

Отчаивался?

Да, было.

Но надежду не терял…

2 сентября греки завладели господствующей над местностью горой Чал, и ее потеря угнетающе подействовала на Кемаля.

Лишь благодаря неимоверному напряжению воли он продолжал руководить сражением.

В лагере греческой армии больше не сомневались ни в чем, и военный министр Греции назначил английскому военному атташе встречу в Анкаре на 5 сентября.

Когда Халиде Эдип спросила его, что делать, если турки будут вынуждены покинуть Анкару, он усмехнулся и, к ее удивлению, совершенно спокойно ответил:

— Счастливого пути, господа, я похлопаю вас по спине, когда освобожу всю Анатолию.

«День за днем, — писал позже Якуб Кадри Караосманоглу, — ночь за ночью Кемаль демонстрирует всё ту же улыбку и то же спокойствие.