Аукцион

Я не мог полагаться на случайность подобных инцидентов, поэтому на сегодняшний день Аукционный Дом за проявление синдрома «призрака донора» и его последствия ответственности не несет. Это распространенный побочный эффект, и соответствующие бумаги гости нашего Аукционного Дома тоже подписывают. Их личная неспособность справиться с последствиями пересадки – уже не наша забота. Первое время я допускал несколько дней обязательной реабилитации в нашем медицинском центре, скорее для своих исследований, а не ради благополучия реципиентов; потом нужда в этом отпала. Сейчас деятельность моего Аукционного Дома – смысл и способ выживания для множества горожан. Когда выяснилось, что новые души действительно замедляют процессы старения, как следствие, продлевают жизнь, «лекарством от смерти» захотели обладать многие.

Конечно, существует лимит: пока что ни один из реципиентов не пережил порог в сто пятьдесят лет. При таком раскладе я не уверен, хватит ли мне оставшихся годов, чтобы разобраться до конца, но у меня есть Варлам, он доведет систему до ума. Пока мы пытаемся выяснить, как влияют естественные характеристики на процесс пересадки душ и сдвинется ли верхняя граница выживаемости при ее изменении, если снизить допустимый возраст пересадки. Кстати, возраст двадцать лет относителен, но оптимален. Мы не допускаем ни реципиентов, ни доноров младше двадцати. Ты можешь сказать, душа моя, что у детских душ потенциал еще более велик, и не ошибешься. Однако в нежном возрасте душа формируется, и я боюсь, что эксперименты с детьми приведут к хаосу. Их души еще не упорядочились, и последствия таких операций могут оказаться неприемлемыми для установленных мною душевных стандартов. Да и где ты найдешь столько ненужных детей, к сожалению, за детей люди держатся до победного. Даже в Окраинах, даже во имя благородной цели, подвига детей отдавать не хотят, жалко. После двадцати не жалко, вот он, срок годности неистребимых привязанностей.

И все же для относительного долголетия недостаточно одной пересадки, иначе весь смысл душевной индустрии быстро бы обвалился, как карточный домик. Со временем донорская душа утрачивает свои свойства, по факту, приходит в негодность. Критически важный нюанс заключается, как я уже говорил, в том, что, однажды вмешавшись в естественный для организма ход вещей, бросить все просто так невозможно. Отсюда необходимость подсаживать души с периодичностью раз в два года. Установив эту закономерность, я окончательно утвердил важность и весомость процедуры для всего Города.

Сначала я долго копошился с патентом в Прогрессивном Центре. Душа моя, коллеги по цеху меня никогда не жаловали, так было еще при тебе, но мне не требовалось их одобрение. Формально – все же требовалось. Можешь представить, как меня раздражала необходимость доказывать что-то умам столь ограниченным? Первые шаги на пути к величию нашей идеи были невыносимы. Записи операции (твою я предусмотрительно скрыл) и вся документация не казались достаточно убедительными. Мне нужно было провести новую операцию, проблема была лишь с донором. Даниил больше не мог их поставлять, это было незаконно. Чтобы облагородить правомерность собственной процедуры, я приложил официальную бумагу, подтверждающую добровольное пожертвование донором своего тела науке. Подлинность проверять не стали, хоть здесь положились на мою способность подделывать нужные бумажки. Добровольцы из Кварталов жертвовали собой ради вознаграждения в пользу семьи. Подлинность документа никого не интересовала: вот печать, подпись, а до судьбы квартальных кому какое дело. Но для показательной операции мне требовались не только легально добытый донор, но и реципиент.

Я месяцами шатался по Кварталам и Городу в поисках добровольца. Им стал один из ударников, в тот момент он был тяжело болен, считай обречен. Еще было неясно, как такие серьезные заболевания влияют на качество души, и ведущей в частности (влияют, но не фатально), но выбора особо не было.

Анатолию Вислоухому было за пятьдесят, рак жрал ему желудок, а бывшая жена – ударническую пенсию, поэтому, когда я рассказал ему о рисках, о том, что душа сделала с тобой, он только плечами пожал:

– От меня и так по кусочку надкусывают, а так хоть за раз. Инка дочке новый монитор купит, навороченный.

Операция прошла успешно, и Анатолий купил монитор дочке сам, взбодрился, помолодел и вместо года протянул еще десять лет, несколько душ сверху, пока рак его не дожевал. Прогрессивный Центр эксперимент принял, а я от себя добавил в записях, что такие серьезные заболевания душами не излечиваются.

Когда душевный феномен вместе с Анатолием Вислоухим добрался до общественности, я получил первое и последнее письмо от Даниила, лично в руки.

«Хреново ты чудовище».

Я проскандировал эти три слова, главные три слова между нами, и расхохотался.

Возможно, Даниил рассчитывал, что насильственное бессмертие обретем только мы двое и он будет столетиями мучить меня, дожидаясь момента, когда месть станет наиболее болезненной.