Читаем Багровая связь полностью

Стоит мне очутиться на берегу и подняться на ноги, существа расползаются, оставляя на песке жирный маслянистый след. Водоем бесследно исчезает, и меня окружает лес. Высокие дремучие деревья по типу секвойи чередуются с многоэтажными зданиями. Здания выглядят, словно игрушечные: очень высокие, но узкие и тонкие; расположение и форма окон напоминает соты. Цвет и оттенок каждого пятиугольного окошка варьируется в спектре розового, синего и зеленого. Выглядит это завораживающе, ярко и даже сказочно. Из некоторых окон на землю стекает матовая жидкость серого цвета. Я двигаюсь вперед, запрокинув голову и внимательно рассматривая фантасмагорические виды, словно изъятые из фантазии шизофреника.

Откуда-то сверху раздается гул. Из окошка на самом верху медленно вылетает нечто, неподвластное моему описанию. Я даже не могу привести аналогий из жизни, на что оно похоже (такое в моих снах случается часто), но я безумно рада, что оно меня не замечает и растворяется в небе. Небо, кстати, равномерного пастельно-розового оттенка, без облаков, а в зените висят две луны – большая и маленькая.

Пока я стою, задрав голову и рассматривая луны, здания исчезают – судя по звуку, опускаются под землю. Остаются только деревья и множество тропинок, усеянных разноцветными стеклянными бусинами. Мне хочется зачерпнуть мелкие цветные стекляшки в ладонь, но, услышав сильный запах протухших фруктов, я понимаю, что дольше здесь находиться опасно, и устремляюсь вверх по одной из тропинок.

Пока я бегу, пейзаж вокруг меняется, и вскоре я оказываюсь в плотных зарослях колючего черного кустарника, усыпанного ультрамариновыми бусинами ягод. Шипы оставляют тонкие царапины на моих руках. Впереди я вижу деревянную лестницу, ведущую к дому, похожему на избушку лесника, только гораздо больше. Туда мне и нужно.

Кустарник неохотно выпускает меня, я замираю у входной двери. На ней сидит гигантских размеров отвратительная сколопендра, ее молочные лапки-щетки закрывают ручку двери. Она не собирается уходить, она сидит здесь специально. Что-то подсказывает мне, что я должна довериться не зрительным образам (они обманчивы), а запахам. Я вдыхаю – насекомое пахнет морской водой, и меня это даже не удивляет. Запах не несет опасности.

Уходи, – думаю я, и сколопендра сползает с двери, быстро перебирая множеством ножек. Как просто, думаю я, я могу подчинить себе все, если только пойму, что оно нереально. Темный хитиновый панцирь тускло блестит, насекомое исчезает, огибая меня по дуге.

Тяжелая деревянная дверь поддается неожиданно легко, словно она из фанеры, и я оказываюсь внутри. Даже не успевая рассмотреть всего подробно, чувствую паническую атаку. Мне не следует здесь находиться. С потолка что-то с чавкающим звуком падает на пол. Я присматриваюсь, это похоже на печень. Свиная, а может, человеческая. Поднимаю голову – по потолку явно ползает нечто мокрое и скользкое, но темнота не позволяет разглядеть что-либо.

Осматриваюсь. На стенах висят внушительные крюки в большом ассортименте: тупые и острые, с наконечником и без, тонкие и толстые, с разной степенью выгнутости дуги, с зазубринами и без них. Объединяет их одно – все острия багровеют, словно с них только недавно сняли кровавые трофеи. На длинном столе вдоль стены блестят мясницкие ножи. Все вокруг меня в багровых, коричневых и черных тонах.

С улицы раздается шум. Некто грузный и большой поднимается по ступеням к двери. Это хозяин дома. Я успеваю спрятаться за высокое кресло, которого еще мгновение назад здесь не было. Думаю, мое сознание специально материализовало его для меня. Со скрипом открывается дверь, слышатся тяжелые шаги – они явно принадлежат огромному человеку. Слыша дыхание вошедшего, я не пытаюсь даже выглянуть из укрытия, сама стараясь не дышать. Сжимая кулаки, не двигаюсь. Страх сдавливает меня гидравлическим прессом, словно брикет мусора. Стук сердца заполняет весь дом. Я слышу, что человек принюхивается, и мне не надо даже видеть, чтобы уловить тот миг, когда плотоядная улыбка расплывается на его лице.

Вместо того, чтобы отодвинуться в сторону, кресло поднимается в воздух и опускается уже в другом месте. Тот, кто поднял его, стоит надо мной во весь рост. Несколько мгновений мы рассматриваем друг друга в тишине. Мужчина одет, как настоящий лесник, а на груди у него расплываются темные пятна крови, которая вряд ли ему принадлежит. В следующий миг мужчина хватает меня за волосы (его ладони тоже красные и липкие) и поднимает над полом. Этот трюк дается ему с немыслимой легкостью. По ощущениям с меня заживо сдирают скальп, и я кричу от боли, настолько реальной, что все остальное теряет значение. Мои ноги дергаются в полуметре от пола, а ладони хватаются за его вытянутую руку, чтобы подтянуть остальное тело вверх и ослабить натяжение кожи головы. Боль нестерпима, и все же я не отключаюсь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза