Читаем Байкал - море священное полностью

Это отнимало много сил, и когда он приходил, едва дотягивала до постели, но и во сне ее не оставляла тревога и, когда просыпалась, была все такая же, разбитая и усталая и у нее возникало чувство, что и не ложилась. Однажды он задержался надолго, и старуха подумала, что он уже не придет, села на мягкий войлок у очага, закрыла глаза и медленно раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько запела о далеком и призрачном, она не разбирала слов, а может, их и не было вовсе, этих слов, не прошли через ее сердце а была лишь обжигающая мысль, которую не выскажешь слова ми. Видела большую степь, розовую поутру, сияющую, и шли по степи двое, молодые, счастливые, не задумывались, что ждет впереди, им было достаточно того, что уже есть, изредка останавливались, и тогда он смотрел в ее глаза, и радость была в смуглом лице, а еще уверенность, что светлые чувства, которые переполняли их, бесконечны, как степь. Но скоро не стало степи, и старуха увидела узкую меж ветвистых, как рога изюбров, деревьев таежную тропу, и Баярто, но уже не молодого, с белою сединою в голове, сильно сутулящегося, он шел по тропе, опустив голову и ничего не замечая перед собою такие у него были глаза, когда он задумывался о чем-то нелегком, давящем. Выйдя на полянку, остановился, глянул по сторонам, а потом вытащил из-под ремня топор и стал рубить сухие деревья. Старуха вспомнила, как в свое время спрашивала у Баярто, куда он уходит каждое утро, и тот не сразу ответил:

— Зимовье делаю. Время нынче такое… Вдруг придется уйти из улуса.

Она ни разу не видела ни этого зимовья, ни таежной тропы, которая вела к нему. Но вот увидела и пожалела, что Баярто не успел воспользоваться таежным пристанищем, люди из дацана оказались сноровистее и хитрее, чем думал.

Старуха после смерти Баярто ни разу не вспомнила, что есть где-то зимовье, срубленное руками мужа, а вот теперь мысленно увидела зимовье и подумала, что это знак… поди, велено ей пойти туда, и начала собираться. Надела длинную, до пят, сшитую из овечьих шкур изжелта-белую шубу и вышла из юрты. Не знала, в какую сторону идти, но что-то словно бы подталкивало в спину, и она медленно, оскальзываясь — ичиги[7]

на гладкой подошве держали плохо, — побрела по узкой снежной тропе. Был полдень в начале зимы, и белые деревья светились ярко, и небо голубело, но, спустившись к гольцам, краски смывались — делалось сумрачнее.

Старуха отвыкла ходить, все больше сидела в юрте, выходя из нее только затем, чтобы выгнать со двора овец и при брать в кошаре, теперь едва ли не каждый шаг давался с трудом, но она была настырная и не хотела передохнуть… Все шла, шла… Снег хрустел под ногами чаще неслышно, но бывало, что и пронзительно, и скуляще, и старухе чуди лось, что она не одна и кто-то сопровождает ее в пути, может статься, сам Баярто или тень его. Знала, после смерти человек растворяется в природе, рассыпавшись на множество теней, и нередко одну из них можно заметить подле юрты, длинную и какую-то неприкаянную, легшую, упав с неба, на поленницу сухих еловых дров. И сама не раз ее видела, и теперь думала, что, хоть Баярто, превратившись в белого человека, неизвестно где нынче находится, тень его, одна из теней, неизменно сопровождает ее. Правда, на этот раз тень неразличима глазом, старуха уже несколько раз оборачивалась, но так ничего не заметила, это не расстроило, слышала, бывает и такое, когда тень остается невидимой, а все ж ощутить, как движется она, можно. И старуха со вниманием прислушивалась, как хрустит под ногами снег, и когда улавливала, что хрустит пронзительно и скуляще, отвыкшими от улыбки губами улыбалась, и рот ее с мелкими желтыми зубами делался некрасивым, почти отталкивающим Улыбалась и шептала:

— Баярто… Баярто…

Она все повторяла одно и то же, но ей казалось, что это не так — она рассказывает покойному мужу, как живет, и он слушает и огорченно качает головою, но порою улыбнется и согласится с нею. Ах, если б она могла увидеть его сейчас пускай даже в облике белого человека! Она наверняка стала бы и вовсе разговорчивою, и Баярто не узнал бы ее.

Странно, она не помнит, чтобы когда-то поспорила с ним или обиделась… Словно бы не прожили они долгую и трудную жизнь словно бы не было ничего, что мучило, заставляло тревожно биться сердце. А может, так и есть? Она была истинно восточною женщиною, имела характер спокойный и мягкий и не хотела ослушаться мужа даже если мысленно не соглашалась с ним.

«Нет, нет, все-гаки она должна была хоть раз не согласиться с ним!..»

Старуха на разные лады прокручивала понравившуюся мысль, стараясь заглянуть и вовсе далеко, в ту девичью пору, когда услышала, что в скором времени войдет в юрту служителя духов и станет женою сына служителя. Услышала и не испугалась, разве что заробела немного. Изредка встречала на своей тропе сына служителя духов, и он был вежлив и всегда улыбался, когда смотрел на нее темными, узкими озерцами из-под густых черных бровей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза