Балкон на Кутузовском

– Вот именно! В шортах! Где это видано, чтоб советский мужчина показывал голые ноги? Он же не в бане, он в приличном городе! Пусть городе-курорте! Но мы в передовиках социалистического соревнования и не позволим, чтоб отдельные граждане позорили наш прекрасный морской курорт! – Начальник отделения пыхтел и потел, всем своим видом внушая легкомысленной москвичке, что такие безобразия в подвластном ему отделении не пройдут!

– Так у вас же курорт, пляж, море! Он же не по Москве ходит в шортах! Что тут такого неприличного? Это же одежда! Причем модная! Муж у меня, между прочим, поэт, приехал к вам со всей семьей отдохнуть, а у вас тут такое гостеприимство на высшем уровне? Вы, гражданин начальник, сильно перебарщиваете! Может, мне в Москву позвонить и объяснить руководству Союза писателей, по какой причине моего мужа, поэта Роберта Крещенского, посадили в клетку?

– А вы, гражданочка, не преувеличивайте! – Начальник слышно сглотнул. – Ваш муж совсем не в клетке, а просто задержан до выяснения личности! Вот как только мы проясним, кто он и что, так сразу и решим вопрос.

Алла с начальством препирались еще с полчаса, предъявленный паспорт тоже особо не помог – начальник близоруко сощурился, помусолил страницы, играючи пошлепал им по ободранному столу и вернул обратно.

– Не волнуйтесь, гражданочка, мы решаем вопрос, – весомо произнес он, словно сидел перед Аллой не один, а в некотором невидимом количестве своих копий, которые молча и многозначительно обменивались мыслями по поводу того, выпустить ли на волю поэта Роберта Крещенского в неприличном виде или все же оставить в милиции до темноты. Но вскоре, припугнув, выпустили.

Лидка долго потом на пляже кудахтала, рассказывая в лицах, как Робочку ни за что ни про что задержали, пошла даже к директору Дома творчества писателей, чтоб разъяснил ситуацию и заступился за творческую советскую молодежь. Директор хоть и назывался директором, но разъяснять ничего не желал – а что случилось? А ничего не случилось! Все живы-здоровы, и каждый работает свою работу – московские поэты как обычно безобразят, а милиция эти безобразия разгребает, все при делах. Роберт после инцидента все равно надевал шорты, не видя в этом ничего сверхъестественного и считая эту одежду очень удобной на юге.

Короче, отбыли положенное отдыхательное время, наплавались, надышались, заехали по дороге еще и к бабушке в Игрень и вернулись, загорелые, домой.

***

«Здравствуйте, дорогие мама и папа!

Вот мы и приехали. Опять круглосуточные телефонные звонки – редакции узнали, что я вернулся. И, к сожалению, опять болеет наша Катюшка. Наверное, чем-то отравилась. Плохо ей, бедняжке. Жаловалась на животик, подскочила температура, вызвали врача (у нас есть соседка-педиатр), начали лечить. На всякий случай продезинфицируйте уборную, все-таки там полчища мух, наверное, из-за этого. И вообще поберегите себя. Большое вам спасибо за все. Я каждый день пью чай с разными вареньями и нисколько не жалею, что проделал долгий путь со знаменитой тачкой до автобуса. Пироги доедаем с удовольствием. С дачей дела потихоньку продвигаются. Инстанция за инстанцией. Скоро уже подойдут дела к решающему рубежу.

А я с головой бухнулся в работу. Во-первых, в стихи. Во-вторых, во всяческие общественные нагрузки. А их много. И все время прибавляются. Вчера меня утвердили членом редколлегии „Литературной газеты“. Дело хорошее, даже очень. Я никак этого не ожидал.

Пишу стихи. Принимаю всяческих иностранцев. Улыбаюсь и разговариваю. Так и идет жизнь».