Балкон на Кутузовском

– Да ты не то читаешь, Ева! И не там! – возмутилась Лида. – Извини, конечно, но нельзя же быть такой тупой и упертой мужененавистницей! Ты очень предвзята! Ну случился у тебя в жизни один подонок, но зачем всех-то под одну гребенку? Ты просто мысли себе не допускаешь, что найдется человек, который сможет посмотреть на тебя не как на врача, а как на приятную во всех отношениях женщину! Ты ж моментально в ежа превращаешься! Как так-то? Зачем?

– Ну, знаешь, я, может, тупая и упертая, но ничто человеческое мне не чуждо и где-то в глубине души есть потребность тепла и взаимности, но вот смотрю вокруг, иду по улице, в очереди в магазине стою, в электричке на дачу еду – ну ни на кого бы глаз не упал! – Ева Марковна даже махнула рукой куда-то в сторону, скребнув случайно пальцами по стенке. – То ли специально выискиваю в них какие-то отталкивающие черты, то ли и правда они такие есть на самом деле. Ведь и на работе у нас имеются солидные товарищи, зрелые вроде, хорошие врачи, неженатые, вернее вдовые, вот отоларинголог, например, я тебе о нем говорила, Лев Константинович, но какой же он ошеломляюще банальный! А другие? Поработаешь с ними бок о бок, узнаешь поближе, и все – этот неопрятный и залоснившийся ходит, чуть ли не плесенью пахнет, хотя зарплату приличную получает, другой на медсестер зыркает и подмигивает постоянно, словно нервный тик у него какой. И скажи, зачем мне это надо? Ты ж не станешь покупать проросшую картошку или тухлый помидор? А такие мужчины, как Робочка ваш, мне никогда и не встречались.

Ева тяжело вздохнула, но сразу же улыбнулась:

– Такой он у вас замечательный, чудо! Смотрю, как он с Аленой воркует, вас холит-лелеет, от Катюшки глаз отвести не может – ничего показного, одна сплошная любовь! Повезло, такого человека вам бог послал – и талантище, и добрый, и красивый, и умный, и выездной, и семью свою обожает, не человек, а чистое золото! И жизнь у них какая интересная и насыщенная, такое один раз на миллион случается, чтобы все так совпало! Летают туда-сюда по миру, как птички, стихи читают, на людей смотрят. Жалко только, что Катьку почти не видят, ребенок без родителей растет…

– Ну хоть кто-то из мужчин тебе нравится, слава богу! А по поводу Катьки ты еще слезу пусти, как дитятка страдает одна-то! Ты что, с мозгами поссорилась? – Лидка встала в позу сахарницы и с укоризной посмотрела на Еву. – А мы на что? Уж, наверное, в обиду не дадим! А дети пусть гуляют, пока молодые, и мир смотрят, пока дают! Кто из твоих знакомых или пациентов может таким похвастаться? Кто в Америке был? А? А в Париже на башню эту влезал? А всю Румынию на автобусе объехал? Вот то-то и оно! А нам с ребенком в радость посидеть! Это наше дело, у плиты да за ребенком! – Лидка напористо двигалась на Еву, словно та начала какой-то запретный разговор. Поля в разговоре не участвовала, сидела и вглядывалась в газету, хотя слабо верилось, что она читает, так, просто вглядывалась.

– Лидк, ты себя хоть слышишь? – настал черед удивляться Еве. – Что за обиды? Вы ж практически родня мне! Где твой хваленый еврейский ум? – и нежно вдруг запела:

Не слышны в мозгу даже шо-ро-хи…

Все в них замерло до утраааа…

Лидка тотчас перестала злиться и, не веря себе, подхватила:

Если б знали выыыы,

как мне дороги подмосковские ве-че-рааа…

И обе бабы, Ева и Лидка, залились громким смехом с глубоким грудным кудахтаньем.

Поля подняла на них глаза и посмотрела сквозь очки:

– Господи, где я? Это же не дача? Что за крики?

– Все хорошо, мама, мы просто поем! – Лидка подошла и обняла ее.

***