Читаем Балкон на Кутузовском полностью

– Мать моя, с лимончиком в жопке! На восьмидесятилетие единственной матери! Чтобы все нас осудили! Что четверо детей не в состоянии найти матери одного гуся! Я что, по-твоему, многого прошу? Ты хочешь, чтоб у меня перед праздником вконец сдохли нервы? Ты хочешь, чтоб я не пришла на свой собственный юбилей или, придя, сгорела со стыда, увидев на столе эту нищету? Этих твоих курей с лимоном в жопе? Этот позор на мою седую голову? – Поля вошла в образ, размахивая для пущей важности руками и выкатывая на щеки глаза. – Вот, теперь я понимаю, почему надо долго жить… Чем дольше живешь, тем больше удивляешься. Сейчас именно такой момент, мать моя, дожили! Такое неуважение к матери! – негодовала Поля.

– Ну, мама, это всего-навсего гусь! Мы ж не объявляли меню и можем переиначить его в любую секунду! Давай тогда запечем мясо! Хорошее мясо может достать Ева, она лечит сына заведующего мясным отделом! – предложила Лида.

– При чем тут чье-то хорошее мясо? Разве речь идет о еде? Мы решаем вопрос чести! – не унималась Поля. – И я поняла, что если семидесятидевятилетняя старуха сама не возьмется за его решение, то и юбилей справлять будет некому!

– Мама, ну что ты такое говоришь!

– Я знаю, что говорю! И цыц мне тут! – Поля демонстративно закрылась газетой «Вечерняя Москва» и стала театральным шепотом читать некролог на последней странице: «Коллегия, партийный и профсоюзный комитеты Министерства тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР с глубоким прискорбием, – Поля громко всхлипнула, – извещают о кончине члена КПСС, начальника управления, главного механика и главного энергетика Константина Алексеевича Горчукова и выражают соболезнования семье покойного…»

Потом смиренно взглянула на Лидку и тихо произнесла:

– Пойду прилягу… В голове что-то шумит…

«Ну просто Ермолова и Яблочкина в одном лице, могла бы устраивать домашние спектакли для гостей, успех был бы ошеломляющим…» – подумала Лидка и засобиралась на поиски чертовой птицы.

Лидка думала недолго – отправилась на Птичий рынок в Калитниках, ну, тот, что в районе Таганки. А где еще оставалось найти гуся? Поехала не одна, попросила, конечно, Федор Степаныча ее сопровождать. Ну а он, в свою очередь, предложил взять с собой и Катьку:

– Ей-то какое счастье откроется – первый раз посмотреть на всю эту живность вместе! От первого раза всегда остаются самые яркие впечатления!

Лидка, на удивление, почти сразу согласилась, уж она обожала свою Козочку больше жизни!


Поехали рано, чтобы застать деревенских баб с домашней птицей. В 10 утра на рынке было уже не протолкнуться – родители с детями, продавцы со зверями, голубятники, соответственно, с голубями, бабы с курями. И ни одного гуся. Зато певчих птиц не счесть. В птичьих рядах голосили на разный манер – и жаворонки, и попугайки, и канарейки. Катька шла разинув рот и глядела на все это изобилие и великолепие, не доступное ни в одном зоомагазине, хотя птиц в клетках не любила, было это совсем противоестественно. В лесу, на ветке, где-то в немыслимой вышине, когда один волшебный клекот, а и птицы-то не видать – это одно, а в железной клетке среди своих же перьев и помета – совсем другое. Хотя если закрыть глаза, то приятно было слышать этот щебет, курлыканье, трели. Но Федор Степаныч не давал ни на секунду остановиться и не выпускал Катькину руку, тащил ее своей клешней, как на прицепе. А ей так хотелось постоять у прилавков, пообщаться с каждой птичкой, просвистеть ей какую-то мелодию, послушать, что та скажет в ответ.

Да и Лидка шла впереди как ледокол, рассекая шумную разноперую толпу, и взгляд ее был сосредоточен. Ее не умиляли ни птички, ни редко попадавшиеся в этих рядах щеночки, ни прочая живность – она искала гусей. Иногда останавливалась у теток с цыплятами и спрашивала, не знают ли они кого с гусями. «Нет», – отвечали тетки хором и предлагали взамен кур, и Лидка вела свой отряд дальше. Толпа шумела и торговалась, продавцы со всех сторон зазывали публику, как на представлении.

– Кто хотит кормить малька, покупайте мотылька! – слышался зычный голос издали, с рыбных рядов.

– И тот кенар хорош и другой хорош – выбирай, который хошь! Подходите, граждане, угодим каждому! – орал нечесаный дядька, стараясь перекричать своих голосистых птиц.

Катя вдруг услышала шипение, подняла глаза и почти нос к носу столкнулась с взъерошенным котом, которого тащил дед в птичьей клетке. Кот был мрачен, обеспокоен и сильно удивлен, что его, такого бывалого и вполне заслуженного, засадили в позорную клетку, пропахшую птичьим пометом. Уши его были прижаты, взгляд горел от негодования! Такого позора он не испытывал никогда в жизни! Катя невольно отшатнулась от возмущенной морды, а дед заорал:

– Вот кот! Охотничий кот! Отличный зверь! Везде хожу, везде гуляю, хвостом виляю! Птичек ловлю, мышей давлю! – Он повыше поднял клетку с котом, чтобы народ мог увидеть такое обыкновенное чудо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне