Читаем Балкон на Кутузовском полностью

– Федор Степанович, нам надо, кстати, мышеловку купить! Я вчера так перепугалась, когда на кухне мышку увидела! – обернулась раскрасневшаяся от поисков Лидка. – И главное, новый дом совсем, а такое безобразие! Никак от живности не избавимся, всю жизнь с чем-то боремся! В подвале клопы заедали, а тут, видишь, еще хуже…

Они прошли еще пару прилавков, пока не увидели мужичонку с хитрыми антикрысиными приспособлениями. Тот в какой-то полустихотворной и вполне талантливой форме рассказывал о мышеловках – Лидка прямо заслушалась.

– Не надо ни дров, ни печки, можно обойтись огарком обыкновенной свечки, – проникновенно и заискивающе говорил товарищ голосом какого-то известного артиста. – Мадам, вы заинтересованы? У вас нашествие? Тогда слушайте внимательно! Универсальная мышеловка и крысоловка! Правым пальцем правой руки заводится пружина, задевается за крючок – и готова убийственная машина. На крючок надевается корочка хлеба и поджаривается на пламени обыкновенной свечки, получается приятная, аппетитная приманка для животного, которое не может более кусаться, а должно попадаться. Универсальное изобретение одного заграничного профессора, подарившего его на пользу человечеству! Изобретателю ставится памятник в Москве, на песчаной косе, возле Устьинского моста, где разводят утят и где бабы топят котят, да где зять тещу хотел на дно с камнем на шее спустить, а она выплыла, поднырнула, его за бороду рванула! У вас есть зять? Так расскажите ему эту страшную историю! Всего десять копеек – время не теряйте, скорей покупайте, допродаю остаток из Кокоревского склада!

Лидка времени и не собиралась терять, сунула ему 10 копеек и забрала чудодейственное средство.

– А вы случайно не в курсе про гусей? Где гуси-то? Ни одного на всем рынке! – решила наудачу спросить мужичка.

– Гражданка, а вы к Алексеичу ходили? У вас правильное направление, вон, за сарайчиком он обычно и сидит на клетках! У него не может не быть, очень он этих птиц обожает!

Поэт-мышатник по-ленински махнул рукой вдаль, показывая Лидке путь к гусям.

И действительно, за сараем непонятного назначения было все, как он и говорил – на тяжелых, сбитых из шершавых досок ящиках, сидел седой, патлатый, словно из прошлого века, Алексеич и торговал гусями. Лидка обрадовалась, словно вот он, родной ее человек наконец нашелся, поиздержался, конечно, поистрепался, постарел сильно, но нашелся же!

– Почем гуси, гражданин? – спросил у деда Федор Степаныч, легонько оттеснив Лиду.

– Вам, товарищ, для каких целей? – вскинул лохматые брови дедок.

Гуси высунули свои красные клювы из щелей ящика и пытались что-то такое важное сказать, пока еще не начался торг.

– Мне на юбилей, – немного покраснев, ответил товарищ.

– О как… Я думал, на развод. Ну да ничего, дело житейское. Сами выберете или мне поверите?

– Вы уж сами давайте, – вступила Лидка, – я им в глаза смотреть не смогу. Пожирнее да покрупнее, пожалуйста, чтоб гостей накормить.

Дед вздохнул, закряхтел, встал с насеста, с натугой опершись о коленки, грузно, поскрипывая всеми суставами, развернулся и открыл крышку ящика, окинув взглядом своих подопечных. Гуси притихли, не возмущались, не шумели, крыльями не хлопотали, почуяв важность и трагичность момента. Потом он наклонился, подхватил одну из птиц, погладил ее меж крыл и протянул Федор Степанычу.

– Держи, порадуй гостей! – спокойно произнес он, протягивая большую птицу Федор Степанычу. – Полтора рубля.

– А чего это так дорого? В магазине рупь 30! – попытался поторговаться Степаныч.

– Чего ж ты тогда, мил человек, именно ко мне за гусем пришел? – снова спокойно и невозмутимо сказал дед. – Не время сейчас птицу бить, поэтому и нет ее нигде.

Вздохнули, расплатились, запихнули гуся в большую продовольственную сумку, оставив снаружи только голову, и поехали обратно. Гусь в автобусе вдруг заголосил во весь свой гусиный голос, громко, резко, с переливами и человеческими всхлипами. Катька бесстрашно гладила гуся по теплой шелковой голове, и по ее дрожащим губам было понятно, что не одобряет дите эту взрослую прихоть касательно красивой птицы, а дома совершенно расплакалась, и утешить ее оказалось совсем невозможно.

Но самое странное, что и Поля не оценила Лидкин героический марш-бросок на Птичий рынок, не понимая, на кой хрен дочь приперла живую птицу в квартиру:

– Лидка, что за выкрутасы? Что мы с ним будем делать? Зачем нам тут живой гусь?

– Мам, ты же сама хотела к юбилею гуся… В магазинах не было, вот я и купила на Птичьем рынке… – с удивлением замигала Лидка.

– Ты чего сейчас такую морду состряпала? Не понимаю, что это за придурь? Ты мне настоящее мозготрясение устраиваешь! Можно же и курей было запечь, если гуся не достала. Зачем по всей Москве беготню устраивать? Ну ты даешь, мать моя! – Поля грозно, как встарь, зыркнула на Лидку, словно та была ребенком. – И как ты бить птицу собираешься? Это ж надо умеючи, ты что в самом деле?

***

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне