Балкон на Кутузовском

Сева с умилением посмотрел на Катьку, они были давние друзья, и Катька его из всех выделяла, он рассказывал ей полупридуманные волшебные истории про Катю, девочку-дюймовочку, которая перестала путешествовать со всякими зверушками по болотам и подземельям и осела, наконец, на кухне одной квартиры, на том самом Кутузовском проспекте в новом, недавно отстроенном сером кирпичном доме. Это была Катькина любимая сказка, она всегда слушала ее, затаив дыхание. Сева оказался большим выдумщиком, и так здорово и увлекательно он всегда рассказывал, что Поля тоже не брезговала этими маленькими представлениями. Вся кухня этой девочки-дюймовочки была поделена на континенты – Африка находилась в духовом шкафу, там было жарко, дули иссушающие горячие ветра, горел гудящий огонь, и держаться от нее, Африки этой, надо было подальше, иначе она могла обжечь. Северный полюс с Антарктидой располагались в холодильнике – ну и что, что они сосуществовали, пусть это было не совсем правильно с географической точки зрения, зато по существу все абсолютно верно – и там, и там было холодно! Иногда, где-то раз в неделю, два эти полюса подвергались размораживанию и тотчас превращались в Ледовитый океан – чтобы он не протек к соседям вниз, тряпки надо было тащить со всей квартиры. Джунгли же колосились на подоконнике – длинные пахучие стрелы зеленого лука, гордо глядящие в потолок, чуть ли не до пола свисающие традесканции и прочие фикусы позволяли воображаемой дюймовочке Кате гулять между деревьями и слушать пение птиц за окном. Вершины Гималаев были на люстре, Ниагарский водопад жил в открытом водопроводном кране, а озеро Байкал – в банке с чайным грибом, оно ведь было очень глубоким, это озеро, по словам дяди Севы. Перед началом сказки Сева лепил маленькую фигурку из хлебного мякиша, Катя придумывала ей платьице из атласной ленточки, и путешествие начиналось. Поля составляла маршруты, Сева начинал рассказывать, а Катя осторожно передвигала хлебную куколку так, чтобы она не развалилась.

Но это было не самое важное, что их сближало, а то, что именно Сева стал учить Катю «балету» – балетным позициям и поставил ее «у станка» – кухонного стула со спинкой. Первая позиция, вторая, третья, все пять – спинку держи, ножку тяни, ручку мягче – все это был он, ее первый и, собственно, единственный учитель, а не бабушка Лида, которую она долго и тщетно просила научить ее танцевать: «Некогда, Козочка, надо Робочке блинчики пожарить! Не сейчас, малюхотка, скоро гости придут, а кормить нечем! Попозже, Курочка, надо квартиру пропылесосить, натоптали вчера!»

И так постоянно. Только дядя Сева, оценив ситуацию, быстро все понял и начал готовить Катю к большому балету – держать осанку и правильно махать тонкими бледными ножками. Катя ожесточенно и махала, вцепившись в спинку стула и одновременно вслушиваясь в разговоры взрослых. При этом она всегда делала вид, что очень сосредоточена на упражнениях, а разговоры ее только отвлекают. Но как она ждала момента, когда дядя Сева немного расслабится после того, как позанимается с ней минуток пять: «Ручку, ручку плавнее! Присели – и раз! И два! Следи за спинкой! Таааак! Кто голову опустил! Ты будущая балерина, а будущая балерина, как сказал Горький, это звучит гордо!» А потом он немного отвлекался, Лидка начинала рассказывать последние соседские известия, баба Поля комментировать, дядя Сева слушать, уже не так строго прислеживая за Катей, и все, и можно было уже просто махать ногами под потрясающе интересные взрослые разговоры!

Из этих кухонных занятий балетом Катя много чего вынесла – например, то, что к продавщице Машке с третьего этажа повадился Вадим из второго подъезда. Вот и Катька, усиленно удерживая ноги в первой позиции, размышляла о природе слова – Вадим повадился, а если б он был не Вадимом, он бы не вадился, а, скажем, сережился или петился? Или даже федорсеменился? А спросить-то было не у кого, ее бы сразу раскусили с такими недетскими вопросами. И что познакомились они во дворе, выгуливая собачек – у Машки был мерзкий крикливый шпиц, а у Вадима – длиннющая прихрамывающая такса. Вот там на пустыре, как сказала Поле и Севе Лидка, они и снюхались. Поля, правда, фыркнула на такое слово, может, тоже не поняла, кто с кем снюхался – не то такса со шпицем, не то Машка с Вадимом. Но в результате, как выяснила Катя, Вадим так вскружил Машке голову, что ее потом тошнило целых девять месяцев. Заболела, наверное, решила Катя, но ничего, должно пройти.