Читаем Балкон на Кутузовском полностью

– Понимаешь, Севочка, я пришла уже к такому возрасту, что могу говорить все, что хочу, вот и говорю, что плохих мужей не бывает, бывает первый, второй, третий! Хоть и практики у меня в этом не было, зато наслушалась историй за жизнь – я тебя умоляю! А Лидку ты знаешь – ей мозги в мужике не главное, – засмеялась Поля и подмигнула. – Наверное, ей просто не того калибра попадались. А этот, на первый взгляд, очень порядочный – две бабы было, и на обеих женился. Но Лидка про замужество даже не думает, и вообще, ей помоложе нравятся. Этот хоть и лицом не вышел, но душой, по Лидкиным словам, прекрасен. А прекрасный человек это тебе не рейсовый автобус, следующий не придет через десять минут, как ни жди! – Поля на секунду задумалась. – Хотя наизнанку Лидка его вывернуть не сможет, чтобы всем эту его внутреннюю красоту показать… Ну ладно, мы тут не советчики. Все, тему любви мы продолжать не будем! Не к месту это! Я Катюле суп варю! Для этого особая атмосфэра нужна!

– Атмосфера для супа? Для обычного бульона? Не смешите меня! – удивился Сева и снова пыхнул в форточку.

– Сева, ты говоришь обидно! Обычный или не обычный, это мы обсуждать не будем, а то, что мой бульончик деточке помогает, это факт! Хотя трудно, конечно, из магазинных курей суп варить, долго они себя отдают! То ли дело из базарных! Мы тут с Лидкой на Киевский повадились, там бабки приезжают с ранья на электричках и стоят у вокзала, так вот там у них курей иногда и берем. Так знаешь, я заметила важную вещь, у магазинной нет внутри яичек, а у бабкиных целые гроздья, завязи прям! И куры желтые, жирные, красивые! Это как же так? Куда деваются яйца у государственных курей? И спросить-то не у кого! Почему бабкины куры краше государственных? И бульон из них не сравнить! А еще как-то раз мы в «Березке» венгерских купили – одно загляденье! И упакованы красиво в прозрачном целлофане, уложены так компактно, крылышки подогнуты, ножки спрятаны, словно она и не курица вовсе, а думочка под голову – сплошной восторг! Ну, в «Березку»-то особо не набегаешься, это так, по праздникам. У Робочки чеки от поездок остаются, вот что-то на хозяйство и идет! Но магазин, «Березка» эта, должна тебе сказать, знатный! Я туда как турист хожу! Глаза разбегаются! Прямо входишь в коммунизм как он есть! Ты там был хоть раз?

– В коммунизме? – усмехнулся Сева.

– В «Березке», шутник! При входе стоит швейцар и проверяет, есть ли у тебя чеки, словно ты не в магазин, а в театр пришел! А там и правда театр! Я прям вошла в восторг! На прилавках всякая невидаль, причем в таком разнообразии, какого я в жизни своей не видела, мать моя, даже до революции в Астрахани! А запах… Ну как тебе объяснить… Я вот за границей ни разу не была, но мне кажется, что там на каждом углу пахнет именно так, как в этом магазине, чем-то таким, что сразу понимаешь – капитализм! Аж ноздри щекочет, когда вдыхаешь! Знаешь, чем… – Поля на секунду задумалась, подыскивая слова и будоража свое воображение, – …дорогой конюшней! – И от смелости такого сравнения даже вытаращила глаза и закинула далеко на лоб брови. – Да, именно так! Дорогой конюшней, именно дорогой и чистой, но все же конюшней! Может, это мне кажется от классовой ненависти, как думаешь? В «Березках» этих просто какой-то разврат! Там продается не просто еда, а еда в извращенном виде!

– Господи, Полина Исаевна, о чем это вы? – Сева, перестав курить, подался вперед и по-ленински прищурился.

– А все о том! Я первый раз как показала чеки швейцару, так очки надела и вперед! Обсмотрела все внимательно, словно комиссия ОТК! Два часа там провела, все разнюхала, словно меня во вражеский тыл во время войны забросили! И знаешь, что меня убило? Не изобилие, которого нет в наших обычных магазинах, нет, я об этом и не говорю, – Поля грустно посмотрела на ласково булькающий бульончик, сняла ложкой не понравившуюся ей жиринку и продолжила: – А представь такую картину: там на витрине рядком лежали куропатки: белая, серая и куропатка красная. Разные они были не по цвету, а по названию, я специально поинтересовалась, на вид-то одинаковые, и каждая с ценником, все как положено! Такой прилавок под названием «мясо-дичь». А тут тебе еще и фазаны, и тетерева, и рябчики с глухарями! Я так рот и открыла! Где ж это видано, чтоб ради капиталистов так природу оголять! Чтоб такой тебе выбор был! Птицу из Красной книги забивать и на блюдечке им нести! Представляешь? Меня эти разноцветные куропатки добили! Ради чего им так жопу лизать, иностранцам этим, мать моя? Я даже заскрипела от безысходности оставшимися зубами! Позор какой!

– Ну, видимо, валюта нужна, вот они и стараются! – предположил Сева, жадно глядя в кастрюлю. Поля поймала его взгляд, зачерпнула половником тягучей ароматной субстанции – и не жидкости, и не твердости, а нечто среднее по консистенции, чуть подрасплывшегося янтарного желе, налила и протянула дымящуюся тарелку Севке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне