Балкон на Кутузовском

Потом Катя еще узнала про Наталью Борисовну со второго этажа, которая была уже довольно старенькой, как показалось Кате, ее называли «45 – Ягодка опять». Она, как сказал Сева, никогда не была красива, но всегда чертовски мила. Так вот, Ягодка эта познакомилась где-то с большим человеком, намного старше ее ягодных лет, и он стал приезжать к ней ровно раз в неделю по средам, с 15.30 до 16.30. Как на урок, подумала Катя, вытягивая подъем и прямо держа спину. Мужчина с кожаным портфелем подкатывал во двор на черной «Волге» со стремительным оленем на капоте и неулыбчивым водителем в костюме, Катя сама их однажды видела. Отзанимавшись чем-то с Натальей Борисовной положенный по расписанию час, он вальяжно вышел во двор, постукивая по карманам, не забыл ли чего, залез, кряхтя, в машину и укатил. Баба Поля, сидящая как раз у подъезда, неодобрительно подняла брови, а минут через десять и Ягодка высадилась на скамеечку около нее и, плача, рассказала, что человек этот, она назвала его «хахаль», привез ей отрез габардина, хотя обещал, между прочим, жениться. А теперь уже все ясно, габардин закрыл вопрос… Это было как здрассьте среди ночи, сказала она. «Поступил, короче, как с последней девкой», – размазывая по щекам тушь, всхлипывала Наталья Борисовна, она же Ягодка. Поля ее успокоила по-своему, похлопав по круглой коленке: «Мужчины – охотники, мать моя, все время что-то ищут. Видимо, ему надоела черная икра, – и Поля многозначительно посмотрела на Наталью Борисовну, – и срочно захотелось дешевого сала…»

Все равно странно, подумала Катя, люди влюбляются, а потом тихо плачут, хотя, по слухам и папиным стихам, любовь – это что-то очень радостное, но не для всех, а только для двоих…

Еще Катя любила рассказы про соседку Милу. Жизнь ее кипела, как бабушкин бульон, разве что под громкую музыку из проигрывателя. Но до кипения ключом, как и положено при варке бульона, никогда не доходила, лишь покипливала тихонечко в стенах отдельно взятой квартирки. Милка кипению этому, вероятно, радовалась, все время пританцовывала и даже к лифту выходила, выделывая ногами то твист, то еще какой забористый танец. Ноги ее, казалось, никогда не останавливались. Катя была от нее в восторге, но дома это всячески скрывала. Нравилось ей все. Во-первых, ее имя, Мила. Она и была милой, эта Мила, всегда приветливой, улыбчивой, какой-то легкой и беззаботной. Когда встречала Катю, то радостно и напористо трепала ее по головке, поправляла огромный пышный бант, заботливо завязанный бабушкой Лидой, и спрашивала всегда одно и то же: «А что это у нас тут за пупсик? Что это за Робин-Бобин Барабек, скушал сорок человек?» И звонко хохотала. Своих детей Мила пока не нажила, иначе бы к чужим, наверное, не приставала, зато нажила красные туфли-лодочки и воздушный голубой газовый шарфик, который кокетливо завязывала на шейке. Глаза ее горели, скулы выступали острыми углами, волосы были подняты в хвост, зубки сверкали, всем она, с Катиной точки зрения, была хороша!

Мила жила на одном этаже с Киреевыми в крохотной однокомнатной квартирке окнами во двор. В единственной ее комнате стоял трельяж с зеркалами, в которых неотвратимо, но под разными углами отражалась гигантская тахта, покрытая двумя одинаковыми красными клетчатыми пледами. И ни одной книжной полки, что Полю немало удивляло. А когда Поля спросила как-то Милу, почему нет книжек и чего это она совсем не читает, то услышала прелестный ответ.

– А я не хочу жить чужим умом, – сказала Мила, поправив на длинной шейке невесомый шарфик.

– Так ты, мать моя, совсем умом измельчаешь, – покачала головой Поля. – А как же, все рисуешь брови полумесяцем, до книг ли!

Катя однажды была в этой соседской квартире, ее как раз отправили взять пару яиц взаймы, и пока Мила ковырялась в холодильнике, Катя застыла в дверном проеме, открыв рот и рассматривая Милино царство-государство. Вся квартирка своим крохотным размером напоминала шкатулочку, Кате именно так показалось – обои были в меленький красненький цветочек, а посреди единственной комнаты стояла чудесная сдвоенная красная кровать, размером почти с целую квартиру. Но это были еще не все чудеса – на трельяже Катя заметила волшебную коробочку, тоже красненькую, с белыми ромбиками. Коробочка была пузатенькая, с игривой красной махонькой кисточкой на макушке. На этом осмотр закончился, поскольку Мила принесла яйца и перехватила Катин взгляд.

– Хочешь понюхать? Это подарок, душки такие, «Красная Москва».