Читаем Балкон на Кутузовском полностью

– Если вы, моя хорошая, к 18 часам не успеете сюда сдать экспонат, то приходите тогда в морг районной больницы, я там сегодня в ночную. – Он хищно сверкнул зубами и сделал ударение на последнем слове.

– Я сюда успею, – сказала, покраснев, Ева, быстро поблагодарила, схватив добычу, и девчонки хором заторопились в общежитие. Там с ходу принялись рассматривать диковинную костяную сферу со всеми ее трещинками, отверстиями, крючочками и зазубринками, проговаривая вслух «os frontale», «os parietale», «os occipitale»… Водить пальцем по гладкой черепной поверхности было жутковато и одновременно приятно, Ева словно чувствовала какую-то необъяснимую власть, согревая руками отполированную кость.

Очнулись девчонки около шести, вдоволь назубрившись и наигравшись Бедным Йориком, которого для простоты прозвали Игорьком. Анатомичка, конечно, уже закрылась, но это не слишком смутило Еву, главное ведь они сделали, Игорек был изучен на 100 процентов. Ева тщательно завернула его в газету, положила в авоську и пошла сразу к больничке.


Морг нашла быстро по высокой трубе, коптившей небо. Позвонила в звонок, и почти сразу «пожилой» санитар, словно поджидая у входа, гостеприимно распахнул перед ней двери. Ева ойкнула и очутилась в длинном сером обшарпанном коридоре. А какой еще мог быть коридор в морге?

– Заходи давай! А то я решил, что не придешь и мне придется новый череп вываривать! – и он снова жизнерадостно подмигнул.

Еве было неловко и в то же время любопытно. Два этих чувства какое-то время толкались у нее в организме, но любопытство победило.

– А где вы берете череп, если что? – спросила она, зачем-то покраснев.

Санитар остановился, поднял ввысь мощные черные брови и вдруг спросил:

– А тебя как зовут?

– Ева…

Такое имя он услышать не ожидал, было написано на его лице.

– От как, Ева… А я Магомед. Ну пойдем, Ева, если тебе действительно это интересно. – Он толкнул массивную дверь и щелкнул выключателем. – Вот, знакомься, наши гости…

В большом секционном белокафельном зале стояло три стола, на которых возлежали «гости» – двое мужчин и сухонькая старушка. Лица всех троих были прикрыты тряпками, пропитанными формалином, а на плече каждого красовалась фамилия с инициалами. В ногах тела, некогда принадлежащего Жеребенко С. Н., лежали его же внутренности, которые слабо поблескивали и переливались. Пахло рынком, салом, мясными рядами. Даже формалин не мог заглушить этот торгашеский запах.

– Голову можно отнимать только у тех, кто завещал свое тело науке, есть и такие товарищи, – Магомед откинул тряпку с лица бывшего товарища Жеребенко. – Ну, слушай, раз интересно. Производим декапитацию, – он шварканул рукой по шее Жеребенко, – очищаем ненужное, снимаем мягкие ткани, вынимаем глаза, мозг. Когда все хорошо очищено, варим с солью и специями, – Магомед стрельнул на Еву глазом, ткнул локтем и хохотнул. Ева еще держалась, но ватный ком уже подступал к горлу. – Шучу. В общем, варим долго, пока остатки мяса и сухожилий не отстанут от костей. Потом еще варим. И еще. – Магомет говорил об этом буднично, словно рассказывал о рецепте ухи или куриного бульона. – После выварки череп вымачиваем в перекиси водорода, чтобы хорошенько отбелить. А если все-таки останутся желтые пятна, тогда окунаем в бензин, чтобы он окончательно съел весь жир, – и Магомед звучно хлопнул Жеребенко по лбу.

Ева поплыла. Ватный ком отлип от горла и провалился, разделившись, в ноги. Она пошатнулась и совершенно обмякла, теряя сознание.

– Нуууу, хорошая моя, – рыпнулся, улыбаясь, Магомед, – иди сюда…

Он подхватил ее под руки и тяжело потащил на облезлый топчан, стоящий рядом с весами, на котором взвешивали человеческие органы. Девочка не была невесомой, и расслабленное тело с трудом волочилось по полу. Вывалив ее, как очередного «гостя», на лежанку, он слегка похлопал ее по щекам, чтобы привести в себя. Ева не шелохнулась, обморок был мощным и глубоким.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне