Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

Роман «Татарин» в чём-то знаковый – он некий Рубикон: последний, написанный Бальзаком «в соавторстве» с Ле Пуатвеном. И Оноре даже не посчитал нужным поставить под ним свой псевдоним – пусть этот «перл» станет прощальным поклоном их совместной работе. Яростный пыл романиста-халтурщика, похоже, стал угасать.

Лошадка по имени «лорд Р’Оон», громко фыркнув, захотела в стойло. В дальнейшем романист будет писать только один, без всяких «помощников».

Итак, за каких-то два года им написано несколько романов! На конец 1822 года Бальзаком в «соавторстве» с Ле Пуатвеном выпущено почти двадцать томов, после которых увидят свет ещё три четырёхтомника: «Клотильда Лузиньянская, или Красавец еврей» («Clotilde de Lusignan ou Le Beau Juif»), «Столетний старец, или Два Беренгельда» («Le Centenaire») и «Арденнский викарий» («Le Vicaire des Ardennes»). Вы о них что-нибудь слышали? Признаюсь, я тоже не читал.

Но где же наш славный бумагомаратель «лорд Р’Оон»? Он безвестно сгинул. Ибо все последующие романы, если верить броской вывеске, написаны совсем другим автором, имя которому Орас де Сент-Обен. Оноре не просто так набивал шишки: придя в себя, он безжалостно уничтожает надоевшего «лорда Р’Оона». В чём разница, спросите? В цене. Орас де Сент-Обен – это вам не какой-то «племянничек-лорд», строчивший за восемьсот франков. Орас талантлив и сметлив, да и литературный язык у него не идёт ни в какое сравнение с никудышным «лордом». Так что… две тысячи франков за роман при тираже в полторы тысячи! По рукам? Ну вот и всё. Ещё пару лет – и он станет настоящим богачом!..

Впрочем, Оноре уже многому научился – например, знать себе цену. Если «Бирагская наследница» была продана за 800 франков, то «Жан Луи» ушёл за 1300, а «Клотильда Лузиньянская» – за желаемые 2000 франков.

За пять лет Бальзак выпустил девять романов под псевдонимом; причём три из них были написаны совместно с Ле Пуатвеном, ну а остальные шесть – самим писателем (кто бы сомневался!){67}.

Оставалось последнее – разогнать ретивую лошадку…

* * *

Pecunia non olet. Деньги не пахнут. Нечто подобное высказал в I веке своему сыну Титу римский император Веспасиан, установивший налог на общественные туалеты. Так вот, коварный император нагло врал: деньги как раз и пахнут!

Грязные деньги не сделали Оноре богатым и счастливым. Измазавшись с ног до головы в литературных нечистотах, великий романист будет вынужден отмываться всю оставшуюся жизнь.

«С отчаянием будет Бальзак, зрелый Бальзак, в котором слишком поздно пробудилось чувство ответственности, по десять, по двадцать раз перемарывать свои рукописи, свои корректуры, – пишет С. Цвейг. – Сорную траву уже не удается выполоть, он дал ей слишком пышно, слишком буйно разрастись в те беспечные годы! И если стиль, если язык Бальзака до конца его жизни был безнадежно засорен, то только потому, что в решающую минуту своего становления писатель был слишком небрежен к собственному дару»

{68}.

Когда кому-то плохо, обязательно где-то рядом, буквально дыша в затылок, находится тот, кому хорошо. Основные дивиденды от совместной работы достались отнюдь не Оноре, а его партнёру. Даже спустя годы Ле Пуатвен будет по-прежнему скакать на коне, эксплуатируя всё то же седло под названием «Бальзак». Старые газетчики «Le Figaro» хорошо помнили Ле Пуатвена, хваставшегося, как ему удалось «слепить» того или иного писателя.

– Да что там! – скажет он однажды. – Вы же знаете Бальзака, так вот, тоже моя работёнка. Я помню, как он начинал. Пришлось нелегко – и ему, и вашему покорному слуге. Несмотря на внешние данные, этот парень чем-то напоминал пушечное ядро: голова росла прямо из живота, а живот – из ног. Но это ничуть не мешало ему быть чертовски трудолюбивым. Он писал днём и ночью. Я даже не знаю, когда он спал. А сколько у нас было совместных планов! Ну а нынче мсье Бальзак сильно вознёсся и в сторону старого приятеля даже не смотрит. Вот и делай после этого людям хорошее…