Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

Копнув глубже, видишь, что страсть Оноре, безусловно, девиация (отклонение от нормы) полового влечения в сторону геронтофилии[22]. И всё это результат воспитания, приведший к некой сексуальной извращённости. После мадам де Берни и герцогини д’Абрантес будут другие – зрелые и готовые разделить с ним любовное ложе. Чуть младше окажется Эвелина Ганская. Но тоже замужняя и далеко не первой свежести дама. Зрелые женщины – они нравились Оноре!

* * *

…Если ты карабкаешься вверх, будь уверен: кряхтеть тебе придётся в гордом одиночестве. Ни справа, ни слева не поддержит тебя ни дружеский локоть, ни вовремя кем-то подставленный табурет, ни чья-то сильная мускулистая рука. Никто никогда. Готовься к другому – к извечным насмешкам, подлым подножкам (под те же насмешки), а ещё – к предательству, причём, казалось бы, самых близких.

Всё это смог бы смело подтвердить бедняга Оноре, чей тяжкий подъём на литературный Олимп оказался схож с взбиранием на шест, смазанный жиром, в составе которого оказалось столь много отвратительных компонентов (ложь, зависть, предательство – и так до бесконечности!), что добраться до самого верха, пожалуй, не было ни единого шанса. Если б, конечно, вместо нашего героя присутствовал кто-то другой – скажем, тот, у которого отсутствовало бальзаковское упорство и его изумительная напористость.

Именно поэтому очень скоро многим станет понятно: Оноре умеет побеждать!

Созданный во грехе человек изначально грешен. И зависть – не самое страшное из людских прегрешений. Оноре, медленно карабкавшийся по смазанному нечистотами шесту, ещё не достиг вершины, а ему уже начинали завидовать.

К 1824 году автора, писавшего под псевдонимом Орас де Сент-Обен, уже многие знают, причём не только пройдохи-книготорговцы, но и представители журналистской братии. Ведь и сам Оноре, подвизавшийся последние пару лет на публицистической ниве, мало-помалу становится

акулой пера, безвозвратно топя одних и возвышая других. Дельце, понятно, грязноватое, но, сделав выбор в пользу звонкой монеты, пятиться назад не было ни времени, ни желания. С волками жить – по волчьи выть.

А его, и правда, ненавидели. Драматург Анри Монье вспоминал:

«В последние годы Реставрации я часто бывал в кафе “Минерва”, где собиралось несколько остроумных молодых людей, в том числе Джеймс Руссо и Орас Рессон… Эти молодые люди были ко мне очень расположены, и их, кажется, весьма занимала моя беседа.

Однажды, когда мы говорили о трагедии Казимира Делавиня, представленной накануне в “Одеоне”, Орас Рессон встал.

– Пойдемте отсюда! – воскликнул он. – Сюда идет этот скучный Сент-Обен.

– Смотрите, какого он мнения о своем сотруднике, соавторе по “Искусству повязывать галстук”; но он прав, – заметил Джеймс Руссо, – спасайся кто может!

Вошел человек еще молодой, но уже заметно располневший, с живыми глазами, круглым и улыбчивым лицом; руки он держал в карманах, шел ленивой походкой и был похож на монаха или на крестьянина. Увидев, что его друзья удрали, Сент-Обен подошел к даме за стойкой и стал рассказывать ей какую-то историю, то и дело прерывая рассказ громким хохотом»{90}.