— А разве дети не сводят с ума родителей? Но когда-нибудь они станут такими же, как их дети, и возьмут реванш у сыновей и дочерей, ведь старые родители плачут и плюются, обжигаются кухонным огнем, а страдают дети. — В его смехе было совсем немного веселья. — Я считал, что избавился от матери, когда отправился на поиски удачи. И вот что я получил за свой побег. — Он указал на Тайгера — шут закинул голову назад и пел вместе с троллями, подвывая без слов и мелодии, как пес под полной луной.
Улыбка исчезла с лица Саймона. Санфугол и многие другие могли выбирать: остаться с родителями или нет. У сирот все было иначе.
— Но есть и другая сторона, — продолжал Санфугол, повернувшись в сторону Джошуа, который о чем-то с интересом беседовал с кануками. — Есть люди, которые даже после того, как их родители умирают, не могут от них освободиться. — Он посмотрел на принца с любовью, странным образом смешанной с гневом. — Иногда кажется, будто он боится сделать новый шаг, опасаясь, что наступит на тень воспоминаний о старом короле Джоне.
Саймон посмотрел на худое встревоженное лицо Джошуа.
— Он слишком много из-за всего беспокоится, — сказал он.
— Да, даже в тех случаях, когда в том нет никакого смысла. — Санфугол продолжал говорить, а Тайгер уже направлялся к ним.
Казалось,
— Скоро на нас нападет тысячная армия с Фенгболдом во главе, Санфугол, — проворчал Саймон. — У Джошуа есть все основания для тревоги. Иногда это называется «планирование».
Арфист развел руками.
— Я знаю и не критикую его как полководца. Если кто-то способен придумать способ победить в предстоящем сражении, так это наш принц. Но, клянусь, Саймон, иногда мне кажется, что, если бы Джошуа посмотрел на свои ноги и заметил, что каждый его шаг убивает муравьев и жуков, он бы перестал ходить. Нельзя быть лидером, не говоря уже о короле, если малейший вред, который причиняют кому-то из его людей, заставляет страдать так, словно это происходит с ним самим. Джошуа так много переживает, что никогда не будет счастлив на троне.
Тайгер внимательно слушал арфиста, и его глаза блестели.
— Он дитя своего отца, тут нет ни малейших сомнений, — сказал шут.
Санфугол бросил на него раздраженный взгляд.
— Ты опять говоришь чепуху, старина. Всем известно, что Престер Джон был его полной противоположностью, — и тебе в первую очередь!
— Вот как, — ответил Тайгер, и его лицо стало неожиданно серьезным. — А, ну да. — Казалось, шут собрался что-то добавить, но неожиданно повернулся и пошел прочь.
Саймон не стал обращать внимание на странные слова шута.
— Как может хороший король не страдать, если его люди испытывают боль, Санфугол? — спросил он. — Разве их благополучие не имеет для него значения?
— Конечно, клянусь кровью Эйдона! В противном случае он становится таким же, как безумный брат Джошуа. Но когда ты порежешь палец, разве ты ложишься и не встаешь до тех пор, пока рана не заживет? Или все-таки останавливаешь кровь и продолжаешь заниматься своими делами?
Саймон немного подумал.
— Ты хочешь сказать, что Джошуа похож на фермера из старой истории — того, кто купил на ярмарке самую лучшую и толстую свинью, а потом оказался не в силах ее забить, его семья голодала, а свинья продолжала жить.
Арфист рассмеялся.
— Да, пожалуй, именно так. Хотя я не стану говорить, что Джошуа должен позволять забивать своих подданных, как свиней, — просто несчастья иногда случаются, как бы сильно добрый принц ни пытался их предотвратить.
Они сидели и смотрели на огонь, а Саймон размышлял над словами друга. Санфугол решил, что Тайгер будет в безопасности в компании кануков — старый шут упрямо учил их балладам неприличного содержания, — и отправился спать. Саймон некоторое время слушал их концерт, пока у него не заболела голова, и он решил поговорить с Бинабиком.
Его друг тролль продолжал беседовать с Джошуа, хотя Сискви практически спала, положив голову на плечо Бинабика и прикрыв глаза с длинными ресницами. Она сонно улыбнулась, когда к ним подошел Саймон, но ничего не сказала. К влюбленным и Джошуа присоединились дородный констебль Фреосел и худой пожилой мужчина, которого Саймон сразу не узнал. Однако быстро сообразил, что это Хелфгрим, прежний мэр Гадринсетта, бежавший из лагеря Фенгболда.
Он смотрел на Хелфгрима и вспоминал сомнения Джелой. Бывший мэр выглядел встревоженным, когда говорил с принцем, словно в любой момент мог сказать что-то неправильное и навлечь на себя страшное наказание. Саймон сомневался в том, что они могли полностью доверять нервному старику, впрочем, через мгновение отругал себя за бессердечие. Кто знает, какие страдания пришлось перенести Хелфгриму — возможно, именно из-за них он так выглядит? Разве сам Саймон не бродил в лесу, как дикое животное, после того как сбежал из Хейхолта? Кто-то посчитал бы его надежным источником информации, если бы встретил в то время?
— О, друг Саймон. — Бинабик повернулся к нему. — Я рад тебя видеть. Я делаю то, для чего завтра понадобится твоя помощь.