Баталист. Территория команчей

Что же касается болванов – министров иностранных дел, – к которым было обращено мрачное предсказание Пако Эгиагарая относительно судьбы Балканских стран, то они были слишком заняты собой, репетируя перед зеркалом позы и улыбки на камеру и его предостережений не слушали. «Мы смотрим на создавшееся кризисное положение с разумным оптимизмом», – сказал министр иностранных дел Испании буквально за несколько дней до того, как сербы начали наступление на Вуковар. «Необходимо что-то предпринять в ближайшее же время», – заявили его европейские коллеги, когда последовало второе наступление, теперь на Сараево. И так за пустыми разговорами пролетело три года, а когда дошло до конкретных действий, политики стали убеждать боснийских мусульман смириться с тем очевидным фактом, что раздел страны уже произошел; они начали действовать, когда нельзя было вернуть ни девственность изнасилованным девочкам, ни жизни – десяткам тысяч погибшим. «Мы остановили войну», – говорили они теперь, когда конец ее и так уже был виден, и, отталкивая друг друга локтями, лезли позировать перед камерами – красить в голубой цвет кресты на кладбище. Сорок восемь из этих крестов стояли на могилах репортеров, многие из которых были старыми друзьями Маркеса и Барлеса. Если бы все эти министры, генералы и правительства выполняли свою работу так же старательно и добросовестно, как погибшие журналисты!

Барлес часто вспоминал Пако Эгиагарая, его клан австро-венгров и их вотчину в Загребе – гостиницу «Эспланада». В отличие от англосаксов, которые обитали в «Интерконтинентале», испанцы предпочитали «Эспланаду», больше похожую на старые европейские гостиницы, и только Ману Легинче останавливался в «Интерконтинентале» из соображений экономии, потому что у него всегда было туго с деньгами. Обслуживали в «Эспланаде» безупречно, выбор напитков был превосходен, а проститутки ненавязчивы и элегантны. Именно там, в «Эспланаде», в январе девяносто первого Германн Терч и Барлес, вернувшись из осажденного Осиека, распили последнюю бутылку черногорского «Вранаца»[214]

за здоровье Пако Эгиагарая. В Осиеке они ужинали под открытым небом, в саду ресторана, во время сербской бомбардировки. Снаряды свистели над их головами и падали неподалеку, но никто не уходил: с ними ужинали Маркес, Хулио Фуэнтес, Майте Лисундиа, Хулио Алонсо и еще несколько молодых журналистов, перед которыми нельзя сплоховать. Начинающие репортеры не должны увидеть беспокойство бывалых коллег, прежде чем подадут десерт. И тогда Барлес сказал Германну то, что позже стало крылатым выражением среди военных корреспондентов: «Еще три взрыва, и валим отсюда». Закончилось все тем, что им пришлось бежать по темным улицам под градом снарядов. В ту же ночь в коридоре гостиницы разорвалась граната, и молодой репортер АBC[215] получил в спину тучу щепок и осколков стекла, и Хулио Алонсо провел с ним в ванной всю ночь, вытаскивая одну за другой занозы.

– Вот это удача, – рассуждал Германн, который курил рядом с ними, примостившись на биде. – Впервые в жизни приехал на войну, получил ранение – и твою фотографию уже печатают во всех газетах, да еще статья за твоей подписью выходит на первой полосе… А кому-то приходится годами работать ради такой славы.

Паренек из АBC

растерянно кивал, то и дело ойкая, когда Хулио Алонсо, ковырявший его спину, доставал очередной стеклянный осколок.

– Понимаешь, как тебе повезло? А ты еще и ноешь!