Базар житейской суеты. Часть 4

Пайнъ была степенная и скромная англійская двушка, находившаяся въ услуженіи при осюб мистриссъ Осборнъ. Само-собою разумется, что каммердинеръ Джоя ухаживалъ за нею, и Джорджинька, въ свою очередь, безпрестанно стращалъ ее разсказами о нмецкихъ разбойникахъ и привидніяхъ. Она проводила свое время въ тоск и скук, и каждый день выражала неизмнное желаніе воротиться не иначе, какъ завтра поутру, въ родную свою деревушку близь англійской столицы.

— Ну, да, Ребекка займетъ комнату моей горничной, сказала Эмми.

— Какъ! Неужели вы намрены ввести эту женщину въ свои собственный домъ? вскрикнулъ майоръ длая судорожный жестъ.

— Конечно, конечно! Чтожь вы тутъ находите удивительнаго, сказала Амелія самымъ наивнымъ и невиннымъ тономъ. Да не сердитесь, майоръ Доббинъ, и не ломайте мою мебель. Конечно, мы намрены взять ее къ себ.

— Разумется! подтвердилъ Джой.

— Желалъ бы я знать, чье сердце не надорвется при этой повсти объ ужасныхъ бдствіяхъ несчастной женщины! продолжала Эмми. Безсовстный банкиръ ея раззорился и убжалъ; негодный мужъ покинулъ ее и разлучилъ съ малюткой…

Здсь мистриссъ Эмми сжала свои крошечные кулачки и подняла ихъ на воздухъ въ такой угрожающей поз, что майоръ невольно залюбовался на эту безстрашную воительницу.

— И кто бы могъ подумать, что злые люди доведутъ ее до такой нищеты! Вдь она принуждена давать уроки и пть передъ публикой изъ-за куска насущнаго хлба!.. И еще бы мы не взяли ее къ себ?

— Берите у ней уроки, мистриссъ Джорджъ, закричалъ майоръ, только не давайте ей квартиры въ своемъ дом. Умоляю васъ объ этомъ.

— Фи! фи! сказалъ Джой.

— Я васъ, ршительно, не понимаю, майоръ Валльямъ, сказала Амелія запальчивымъ тономъ, — вы всегда были такъ добры и такъ сострадательны, и вдругъ становитесь жестокимъ къ беззащитной женщин. Отчего вамъ вздумалось запрещать мн оказывать посильную помощь бдной страдалиц, покинутой всми ея родственникми? Вамъ не слдуетъ забывать, Вилльямъ, что она мой старинный другъ я…

— Нтъ, если у васъ хороша память, Амелія, вы должны помнить, что Ребекка не всегда была вашимъ другомъ, сказалъ майоръ, начинавшій приходить въ раздражительное состояніе духа.

Этотъ несчастный намекъ сразилъ окончательно мистриссъ Джорджъ, она бросила на майора сверкающій взглядъ и сказала:

— Стыдитесь, стыдитесь, майоръ Доббинъ! Стыдитесь, милостивый государь!

И выстрливъ этими сентенціями, она величественно пошла въ свои будуаръ и раздражительною рукою захлопнула за собою дверь.

— Какъ! онъ не постыдился длать мн такіе намеки! сказала она. О, это слишкомъ, слишкомъ жестоко!

Она посмотрла на портретъ Джорджа, висвшій на своемъ обычномъ мст и на миньятюръ своего ненагляднаго мальчика.

— О, да; о, да, это слишкомъ жестоко съ его стороны! Какъ онъ осмлился говорить мн объ этомъ, когда я простила ему все? Изъ собственныхъ устъ Вилльяма я слышала нсколько разъ, какъ неосновательны были мои подозрнія, и какъ ты былъ чистъ и невиненъ, о великодушный и благороднйшій супругъ мой!

И, проникнутая внутреннимъ негодованіемъ, она принялась ходить по комнат дрожащими шагами. Затмъ она облокотилась на коммодъ, надъ которымъ висло изображеніе покойника, и еще разъ устремила на него присталъный взглядъ. Его глаза, повидимому, обратились на нее съ упрекомъ, и этотъ упрекъ становился ясне и ясне по мр того, какъ мистриссъ Эмми смотрла на мимьятюръ. Счастливые годы первой двственной любви снова ожили въ ея воображеніи съ наимельчайшими подробностями. Глубокая рана сердца, незаживленная продолжительнымъ временемъ, сдлалась еще глубже и болзненне. Эмми не могла перенести упрековъ супруга, смотрвшаго на нее изъ своей вызолоченной рамки. Да, да, она будетъ принадлежать ему вчно, теперь и всегда, здсь и за гробомъ.

Бдный Доббинъ, бдный, старый Вилльямъ Доббинъ! Одинъ несчастный намекъ разрушилъ зданіе всей твоей жизни, которое сооружалъ ты съ такими гигантскими трудами! Одно неосторожное слово, и птичка выпорхнула изъ клтки, которую ты устроивалъ съ такимъ кропотливымъ терпніемъ.