Бедовый месяц

Незаметно мы добрались до ярмарочной площади и словно окунулись в суматошный, шумный праздник. На открытых прилавках продавались всевозможные эрминские сувениры: расписные игрушки, горные кристаллы с острыми гранями, гроздья разноцветных бус. Знакомые панталоны сказочно ярких расцветок и разновеликих полосок тут тоже имелись. Уникальное начесанное белье мадам Руфьи оказалось не так чтобы уникально. Символом моего позора они висели над макушкой румяной торговки.

– Может, выпьем что-нибудь горячее? – с излишним воодушевлением предложила я и деятельно указала в противоположную от панталон сторону, на палатку с травяным чаем и подогретым вином. – Вы когда-нибудь пили горячий чай на морозе?

– И не раз, – отозвался Филипп, но в указанном направлении зашагал.

– Ну да, – пробормотала я, – вы даже на голой земле спали…

– Тереза, вы замерзли? – поинтересовался он.

– У меня покраснел нос? – всполошилась я. – Сильно к вам прижалась?

– Вы бежите.

– Очень чаю захотелось.

– И полосатое белье в той лавке ни при чем? – полюбопытствовал мой муж, не страдающий невнимательностью и проблемами со зрением.

– Хотели прикупить? – съехидничала я. – Обещаю уступить вам свой комплект. Вместе с чулками. Подденете, как полезете на гору кататься на лыжах.

– Составите мне компанию?

– Я не настолько мерзну, чтобы втискиваться в начесанные шорты.

Перед мысленным взором вдруг мелькнуло, как в четыре руки мы пытаемся натянуть на мужнину ногу узкий чулок с непотребно растянутыми сердечками. Какая страшная фантазия! Как ее теперь выкинуть из головы?

– Завтра с утра я хочу сделать пару спусков со склонов, – пояснил Филипп, не обидевшись на шутку про панталоны.

– Вы в этом смысле… У меня, знаете ли, был травмирующий опыт катания с горок.

– На лыжах?

– На санках.

У мужа неожиданно вырвался громкий веселый смешок.

– Настоящая трагедия! – с трудом удерживая серьезную мину, с укором покачала я головой, дескать, грешно смеяться, где другие плакали. – Клементина запрещала мне кататься на ледянке. Считала, что девочкам благородного происхождения не к лицу скатываться с горки на… в общем, на той части тела, на которую они не должны искать приключений. Но Рендел тайком взял санки у соседей. Две сломанные руки.

– У вас?

– На двоих с Ренделом. Я упала, а дядька попытался меня поймать. Клементина так рассвирепела, что пришлось прятать трость. Дядька боялся, что ему вторую руку сломают.

– Другими словами, на лыжах вы не стоите? – резюмировал он.

– Какой же вы все-таки проницательный!

– И любите льстить.

– Ну кто-то же из нас должен это уметь, – лучезарно улыбнулась я.

Мы добрались до напитков и попросили тетушку-торговку налить горячего чая. Она сноровисто подставила под краник в большой медной посудине слюдяной стаканчик. Стенки у такой, буквально одноразовой, «чашечки» постепенно таяли и истончались, но согреть ладони на колючем морозе времени хватало. А холод уже успел пробраться и под перчатки, и под теплый плащ.

– Четыре геллера, – объявила тетушка, ставя перед нами два стаканчика с темным дымящимся чаем.

Привычным жестом Филипп достал из внутреннего кармана пальто кожаное портмоне, извлек ассигнацию и запросто протянул тетушке. Возникла ошарашенная пауза. Бумажные деньги с королевской печатью мне доводилось видеть нечасто. Судя по круглым глазам торговки, ей вообще повезло впервые в жизни.

– Филипп, вы что такое делаете? – пробормотала я сквозь зубы и одарила его красноречивым взглядом. – Спрячьте обратно в кошелек. Не позорьте нас.

– Простите? – От искреннего изумления у него изогнулась одна бровь.

– Тетушка, сколько, вы сказали, геллеров? – уточнила я и, стянув перчатку, наскребла в кармане плаща горку мелких монеток.

– Четыре, – поспешно напомнила она, следя, как я пересчитываю мелочовку.

С непроницаемым видом Филипп молча спрятал деньги в кошелек и вернул его обратно в карман.

Чтобы не выглядеть скупердяйкой при богатом муже, пришлось наступить на горло жадности и отдать за два жалких стаканчика горьковатого чая, пахнущего соломой и чабрецом, целую крону!

Когда мы отошли от палатки, я не удержалась и заворчала:

– Ближе надо быть к простому народу, господин Торн. Нас почти приняли за мошенников! – Я сунула Филиппу оставшиеся монеты. – Вот, возьмите. Будете расплачиваться. Хотя постойте! Сколько там денег осталось?

Эмоции на его лице не поддавались переводу. Честное слово, если не знать Филиппа Торна лично, решишь, что он чуток обалдел.

Я заставила его разжать кулак и предъявить на раскрытой ладони остатки медяков.

– Давайте еще купим пирожки, – предложила ему. – На свежем воздухе что-то аппетит разыгрался.

Он молча следил за тем, как указательным пальцем я перебираю монеты.

– Почему вы на меня смотрите? – не поднимая головы, уточнила у него. – Я же из сельской местности и привыкла считать геллеры.

– Хочу поблагодарить.

– Это еще за что? – насторожилась я.

– За бесценный жизненный опыт, – с насмешкой отозвался он и взвесил геллеры на ладони: – Так что? Здесь хватит на перекус?