Бедовый месяц

Филипп аккуратно опустил меня на смятое покрывало. Пока я ковырялась, пытаясь подложить под спину подушку, он поднял книгу, лежавшую с вывернутым наружу корешком. То, что он непременно заглянет внутрь и прикоснется к тайным знаниям, было неизбежно. Едва томик оказался в его руках, я уже смирилась с позором и даже на секунду прикрыла глаза, чтобы собраться духом.

– Какое любопытное домоводство, – естественно, протянул он и с преувеличенным интересом посмотрел на картинки. – Что из этого ты пыталась тренировать?

– Позу свитера! – огрызнулась я.

– Такой нет, – с превосходством опытного мужчины объявил он.

– Тебе лучше знать, – буркнула я и начала задирать юбку. Хотелось проверить ноющее колено.

После того как муж узнал, что дражайшая супруга решила подучиться исполнению супружеского долга по методичке, стесняться было, в принципе, нечего. Он уже в курсе всех моих позорных секретов.

– Вызовем лекаря? – предложил он, откладывая злосчастную инструкцию по доведению семейной жизни до хаоса.

– Неловко, – пробормотала я, путаясь в юбке.

– Мы на горнолыжном курорте, здесь часто травмируют ноги.

– Но они-то падают на склоне, а не с кровати.

– Мы об этом не скажем.

Я одарила его выразительным взглядом.

– Хорошо, давай тогда помогу. – Филипп присел на кровать, и я замерла.

– Ты хочешь помочь мне задрать юбку?

– Посмотрю колено.

– Ладно…

Муж вел себя как настоящий лекарь: спокойно и даже по-деловому сдвинул юбку, ни разу в ней не запутавшись, открыл ноги в белых плотных чулках и вдруг резко поднял глаза. От прямого острого взгляда сердце пропустило удар.

– Придется снять чулки.

– Хорошо…

Он мягко перехватил мои руки.

– Я сам.

Через секунду стало ясно, что в лекаря Филипп уже наигрался и вообще о лекарской науке речь не идет. Ни один профессиональный эскулап никогда не скользит ладонями по ноге к застежке кружевного пояса, глядя глаза в глаза пациентке, отчего внутри у этой пациентки начинало полыхать. Да так, что было недолго до самовозгорания!

Его пальцы добрались до края чулка. Казалось, они с уверенной нахальностью двинутся дальше, прикоснутся к самому сокровенному, но Филипп остановился. Каждый раз, когда крошечная пуговка выскальзывала из петельки, я делала маленький судорожный вдох.

Вкрадчиво и плавно Филипп спустил шелковистую ткань. Ладонь легла на колено. От нее заструилось живительное, проникающее под кожу тепло.

– Так лучше? – Голос у мужа как будто сел.

– Да, – прошелестела я, хотя где-то между скольжением смелых рук под юбку и расстегиванием пуговичек на чулке боль в колене вытеснил жар, охвативший все тело. В тот момент у меня в принципе прошло все, что хотя бы немного ныло. Даже отбитое самоуважение.

Филипп выглядел очень серьезным, но в глазах отражалось напряжение. Не то напряжение, от какого хотелось лезть на стенку и было страшно пошевелиться, а напряжение другой природы. Словно он сдерживал себя, чтобы не сорвать дурацкий чулок, собравшийся на щиколотке нелепой гармошкой.

В следующий момент я резко подалась вперед, прижалась приоткрытым ртом к сомкнутым губам Филиппа и оцепенела, понятия не имея, что делать дальше. Он не предпринимал попыток подсказать. Разве что пальцы по-прежнему сжимали мою ногу. И мы замерли, глядя друг на друга с неимоверно близкого расстояния.

Вообще, в книге что-то говорилось о красивом белье, свечах и прочих романтических атрибутах, создающих правильную атмосферу. У нас вовсю горел свет, я сидела на кровати в нелепой позе с задранной юбкой, предпринимала смехотворные попытки соблазнить собственного мужа, а он не подавал признаков движения. Что-то явно шло не по книге.

Я оторвалась от его губ, отстранилась и пробормотала:

– Так и будешь смотреть или уже поможешь?

– Ты уверена? – спросил Филипп, по-прежнему не делая ни одной попытки стать из номинального мужа официальным.

– Более чем…

Едва тихое признание прозвучало, его губы завладели моим ртом. Ох, эти божественные губы! Он целовался умопомрачительно, в прямом смысле слова. На некоторое время я выпала из реальности, и в чувство меня привел неуместный стук в дверь. Я обнаружила себя лежащей на спине, с расстегнутым до пояса платьем, без одного чулка и готовая потерять не только второй чулок, но и абсолютно все: чем прикрывалась и что берегла для мужа, сейчас сделавшего очень глубокий вдох.

Люди из внешнего мира не догадывались, что в номере уже никого не интересовал ужин. Они нас очень хотели накормить. Видимо, поэтому из большого альтруизма постучались еще раз.

– Мы же не будем открывать? – тихо спросила я.

– Ни в коем случае, – лениво отозвался Филипп.

– Тогда приглуши свет.

Огни начали гаснуть, медленно и неохотно. Пронзительный свет потолочной люстры исчез, лишь один ночник отбрасывал неяркое мерцание. Спальня погрузилась в полумрак, нас обступили тени. Полагаю, тем самым Филипп признавал за мной право быть неопытной, неловкой и смущенной. Такой, какой бывает девушка, впервые оказавшись в постели с мужчиной.