Партия — это не орган государства. Ее положение не может быть определено в терминах нашей традиционной конституционной юриспруденции. Вальтер Буш,[142]
высший партийный судья, и в таком качестве один из тех, кто распоряжается жизнью и смертью, сравнивает партию с самим государством. Если бы его сравнение было верным, то существовала бы абсурдная ситуация, так как это означало бы существование двойственной системы, двух существующих рядом друг с другом суверенных властей, требующих себе подчинения и создающих двойную юрисдикцию. Чтобы разрешить дилемму, Фрик, федеральный министр внутренних дел и старый член партии — тот, кто был не в состоянии полностью избавиться от традиции консервативного мышления, на котором он был воспитан как государственный служащий Баварии — использует следующую аналогию: партия и государственный аппарат подобны двум столбам, удерживающим кровлю государства, но государственный служащий обязан принимать приказы только от вышестоящего в государственной иерархии. Против такой интерпретации вспыхнули сильные протесты, потому что она опять делала государство высшей инстанцией. Рейнхард, государственный секретарь в федеральном министерстве финансов и высший партийный чиновник, настаивал, что фундаментальным основанием единства является не государство, а национал-социалистическая партия.[143] Его воззрение делало из государства партийное агентство; это противоречило тому факту, что армия и государственная служба подчиняются приказам только соответствующих государственных органов.И если бы Карлу Шмитту пришлось попытаться решить загадку, призывая на помощь формулу, что «партия и государство различны, но не разделены, объединены, но слиты»,[144]
он бы на самом деле лишь немногое прояснил — то немногое, что было упущено из виду теми умными теоретиками национал-социализма, которые утверждали, что партия и государство живут в конституционной общности, в силу чего идея партии и есть идея государства.[145] Многие компетентные наблюдатели приходили к выводу, что поскольку национал-социалистическая политическая и конституционная теория находится в текучем состоянии, то ничего определенного утверждать нельзя.[146] Нашей задачей будет показать, что это не совсем верно, что здесь есть определенный образец политической и конституционной теории, хотя этот образец и не соответствует рациональным категориям политического мышления, каким мы его знаем, будь оно либеральным, абсолютистским, демократическим или авторитарным.Прежде чем мы продолжим излагать структуру новой национал-социалистической теории, мы должны изучить значение национал-социалистического осуждения государства. В целом вопрос будет прояснен сравнением национал-социалистических и фашистских теорий.
6.
В Италии гегелевская теория государства была доминирующей, хотя и в искаженной форме. «Основанием фашизма, согласно Муссолини, является концепция государства, его характер, его долг, его цель. Фашизм рассматривает государство как нечто абсолютное, в сравнении с которым все индивиды и группы относительны… Для нас, фашистов, государство не просто страж… это и не организация с чисто материальными целями… это и не чисто политическое творение… Государство, каким его мыслит и создает фашизм, это духовный и моральный факт, поскольку его политическая, экономическая и юридическая организация нации есть нечто конкретное; и такая организация должна быть в своих истоках и своем развитии проявлением духа».[147]
Заявление Муссолини, сделанное под глубоким влиянием доктрин итальянских националистов, было полностью принято официальной конституционной теорией в Италии. Все охвачено государством.[148]
Государство — это организм; у него своя собственная жизнь.[149] Джованни Джентиле придал этой доктрине философскую форму. Государство — это этическое состояние, воплощение национального сознания, и оно наделено определенной миссией. Государство — это фактически индивидуальность, освобожденная от всех случайных свойств; государство — это действие и дух.[150]В соответствии с этой доктриной фашистская партия является подчиненной частью государства, учреждением внутри государства.[151]В ранний период своей карьеры, когда он был противником правительства, Муссолини отрицал такой апофеоз государства, который позже ему пришлось сделать официальной политической доктриной. «Я начинаю с индивидуального, — говорил он, — и наношу удар по государству. Долой государство во всех его формах и воплощениях. Государство вчера, сегодня, завтра. Буржуазное государство и социалистическое государство. В сегодняшних сумерках и в темноте завтрашнего дня нам, индивидуалистам, обреченным на гибель, остается лишь вера в сегодня абсурдную, но всегда утешительную религию анархии».[152]
Резкая смена позиции не является чем-то новым для Муссолини. Его позиция претерпела множество глубоких изменений по поводу частной собственности, монархии, церкви, сената, стабилизации лиры, и так далее.