Беги, Алиса!

– Все это дело – череда показаний свидетелей. Соседи увидели, как Артуринью тащит вас в машину и швыряет в багажник. Они и вызвали полицию. Он разминулся с патрульной машиной буквально на минуту, возможно, даже видел их, уходил от погони и неудивительно, что превысил скорость и разбился. Труп дона Мендеса нашли сразу. Только вот следов в доме почти не оказалось, но теперь это никого не заботит. Убийство повесили на него. А когда они оказались в квартире донны Луизы Фарело, в полицию позвонила женщина и в истерике сообщила, что какие-то вооруженные люди захватили дом.

– Слишком много свидетелей и доброжелателей. Вас это не тревожит? – спросила я.

Очень хотелось знать, кто была эта неизвестная доброжелательница, но я и без того догадывалась. Эрнесто пожал плечами и улыбнулся так, что я увидела золотую коронку в глубине рта.

– Меня? – делано рассмеялся Балдо. – Почему меня должно это тревожить? Главное, что не пострадала клиентка, то есть вы, а кто убил дона Мендеса – не моя забота. Или вы считаете, что его зарезал не Артуринью Адрего?

Я ничего не считала. Разговор утомил. После беседы с юристом у меня вновь разболелась голова, и я попрощалась с ним под этим предлогом. Оставив меня отдыхать, Балдо попрощался, пожелал скорейшего выздоровления и уже в дверях нехотя добавил:

– Не думаю, что поступаю правильно, но все же скажу – семья Мендесов не стала дожидаться вашего выздоровления и похоронила Деметрио. Похороны состоялись сегодня, в десять утра. Боюсь, что огорчу вас еще одним известием, но в доме Мендесов и другая утрата. Скончалась донна Росаура. Примите еще раз мои соболезнования.

Новость меня ошеломила. Я думала, что бабушка Деметрио переживет нас всех. Я окаменела и не проронила ни слова, пока Эрнесто не ушел, и только потом, прорыдав остаток дня, потребовала вернуть мне телефон, несмотря на яростное сопротивление врача. Тот беспокоился, что у меня может быть повреждена сетчатка глаза, и я правда после сна пару минут неважно видела левым, но потом неприятное ощущение проходило. Так что я наплевала на его протесты против использования смартфона. Я, собственно, и не собиралась пялиться в экран все время, и без того голова болела. Необходимо было проверить список звонков. Их оказалось на удивление немного. Несколько от Даниэлы, два с незнакомого номера. Элена мне даже не позвонила. От Мендесов вообще не поступило ни одного звонка или сообщения. Не было их и от Луизы, что подтверждало предположение о своевременном стукачестве. Я не держала на нее зла. В конце концов, она была не обязана вытаскивать меня из-под пуль.

Еще через два дня я почувствовала, что могу выписаться из клиники. Я могла сделать это и раньше, но мысль о возвращении в пустую квартиру, где, вероятно, до сих пор на полу очерчен мелом силуэт тела Деметрио, была невыносима. Хотя я, конечно, утрировала, вряд ли в двадцать первом веке трупы обводили мелом. К тому же я и впрямь чувствовала себя неважно и отчаянно желала, чтобы хоть кто-то проявил немного заботы и забрал меня. Никогда прежде я не чувствовала себя такой одинокой. Естественно, ко мне никто не пришел, а звонить и просить помощи я не отважилась.

В квартире было на удивление чисто, я бы сказала, даже стерильно. Сломанные вещи выбросили, кровь замыли. В комнатах царила гулкая пустота. Я походила по дому, полежала на диване, почувствовав, что жилище, в котором я так долго обитала, всего за несколько дней стало непривычным и враждебным. В квартире не осталось ни одной фотографии Деметрио, а мои демонстративно бросили в пластиковое ведерко для мусора. Я подумала, что так мог поступить только один человек. И к этому человеку я должна была поехать.

Моя машина так и стояла во дворе, но ключей не было, они пропали вместе с сумкой. Я потопталась около нее, махнула рукой и решила ехать на такси. Впрочем, это было даже к лучшему. Спускаясь по лестнице, я пошатнулась и едва не упала, после того как мир внезапно ушел из-под ног. Дождавшись машину, я села, откинулась на спинку, посоветовала себе ни о чем не думать и вроде даже задремала, потому что, когда очнулась, мы уже подъехали к площади Камоэнса. Я попросила водителя остановиться, решив не приближаться к дому сразу – не хватало смелости. Расплатившись, я вышла и окинула окрестности взглядом. Этот оживленный муравейник Лиссабона нисколько не изменился. Статуя поэта стояла на прежнем месте, русалки на постаменте глядели в мир бессмысленными взглядами. Китайские туристы облепили площадь со всех сторон, щелкая затворами фотоаппаратов как безумные. Я обошла их стороной и направилась к дому Мендесов, не замечая, что с каждым шагом иду все медленнее, будто к ногам привязаны гири.