Беглая княжна Мышецкая

– Голос ее различил среди общего мужского крика и воплей, – пояснил Янка Сукин, вскинув на сотника скорбный взгляд и отлично понимая, что лишает боевого товарища последней, быть может, надежды на счастливый случай для княжны Лукерьи. – Как пробились мы к околице, уже близко к лесу, на стрельцов наткнулись, которые с другой стороны село окружили. Так вот, княжна Лукерья из их толпы крикнула довольно громко: «Казаки…» – а что далее хотела сказать – не слышно было, должно, рот прикрыли ей… Знаю, Миша, о чем ты сейчас подумал, – качнул всклокоченной и влажной от пота головой Янка и с огорчением пожал плечами. – Если бы и кинулись на ее голос, то не одолели бы стрельцов: одни были за спиной, а московские плотными рядами спереди. Сгубил бы с полсотни казаков без всякой пользы… Прости, брат Миша, так вышло. Княжна Лукерья жива, даст Бог, как ни то выпутается, не робкого десятка девица, иному казаку в отваге не уступит…

– Нешто я укоряю… – Михаил в ответ только с трудом одолел спазм в горле, развел руками – на все, дескать, воля Господа. – Тому несчастью никто не повинен… Потом что-нибудь придумаем в ее спасение. О деле сказывай дальше. Стрельцы за вами угоном пошли? Далеко ли они теперь от Теплого Стана?

Никита Кузнецов во время этого разговора взял с гвоздя чистый холстовый ручник, смочил его в горячей воде, которая была в чугунке у печной заслонки, и осторожно начал обтирать кровь с лица Янки Сукина. Тот морщился, когда Никита притрагивался ко лбу, кривил губы в горькой усмешке и пояснял:

– Ладно бы след от стрелецкой сабли или пули, а то, как пьяный лесоруб, в лесу на сломанную ветку впотьмах наткнулся. Заживет, как на бродячей собаке. О стрельцах скажу лишь так – заняв село, скорее всего, остались там искать укрывшихся в домах. Если сведущи о Теплом Стане – пойдут сюда вскоре же, а то могут задержаться на несколько дней, чтобы обшарить все ближние овраги и чащобы, вылавливая разбежавшихся новопришлых к нам мужиков. Я поставил с десяток караулов по три человека на всех приметных тропках поодаль от Теплого Стана, а человек с шестьдесят привел сюда с собой, пересчитывать некогда было… Иные могут еще сюда прийти сами по себе или с Ивашкой Балакой, ежели он жив остался. Пождем до обеда, тогда станет ясно, каковы намерения стрелецкого командира, который напал на Усолье.

– Тому так и быть! – решил удрученный новыми нерадостными известиями походный атаман Роман Тимофеев. – Казакам спешно позавтракать и быть со своими командирами десятками и при оружии. Тебе, Оська, проследить, чтоб ни одна душа из лагеря тайком не ускользнула! Хватит с нас и тех двоих солеваров, что бежали к воеводе с доносом да стрельцов навели на Усолье! – Потом повернулся к Ивашке Перемыслову с приказанием: – Возвращайся на Переволоку к отцу, пусть стан свой у Волги не снимает ни в коем случае, разве что только стрельцы начнут окружать. Нам от батьки атамана могут быть гонцы и с Дону. Так чтоб и мы были оповещены о всех тамошних событиях. Нужда будет – спешно кинемся Степану Тимофеевичу в подмогу. А ты, Миша, проверь самолично караулы и, бережения ради, постарайся узнать, что творится теперь в Усолье, там ли стрельцы, а может, на наше счастье, уже убрались восвояси! А теперь идем к казакам, братцы. Все скажем честно, чтоб кривотолки разум не помутили! – и первым шагнул из горницы к крыльцу. Перед избенкой кучно стояли самарские стрельцы сотников Ивана Балаки и Михаила Хомутова, рядом же были новопришлые казаки, кто с ружьем, кто с бердышом или с самодельным в местной кузнице копьем или рогатиной. Суровое молчание повисло над Теплым Станом. Но не уловил походный атаман в том молчании ни горького упрека в случившемся поражении в Усолье, ни растерянности или отчаяния – лишь узнать правду и услышать ободряющее слово своего походного атамана.

– Братцы стрельцы и казаки! – заговорил Роман Тимофеев спокойно, неторопливо, чтобы слова дошли до сердца каждого. – Уведомил нас батько атаман Степан Тимофеевич, что пошел он на Дон укоротить руки домовитым казакам Корнилы Яковлева, которые вознамерились изменить казацкому делу и воткнуть нож в спину всем нам! А покудова он будет вершить суд над домовитыми изменниками, нам велено крепко стоять на Волге и на Уреньской засечной черте, чтоб тутошние воеводы не знали покоя ни днем ни ночью! И чтоб ни один стрелецкий полк не был послан в угон за нашим атаманом, который, собравшись с новою ратью, скоро поспешит к нам и возьмет все войско под свою крепкую руку. Прошу вас, братцы казаки и стрельцы, не думать плохо, службу нести зорко, потому как в Усолье объявлялись воеводские стрельцы. Иных наших товарищей побили полураздетыми, но большинство, я думаю, спаслись от воеводских псов и днями сызнова пристанут к нам. А собравшись с силами, порешим, что и как нам далее нести ратную службу. Службу во имя нашей воли и избавления от нестерпимого боярского лиха. Теперь всем завтракать, больших костров не разводить, держаться десятками и сотнями рядом со своими командирами.