Беглая княжна Мышецкая

– Так оно и было, князь Иван Богданович. Только недолго просидела птаха в тесной клетке, куда определили меня мои тетушки помимо моей воли, как я ни упрямилась их желанию совершить надо мной постриг. Тебе ведомо, князь Иван Богданович, что молодых монашек часто отправляют собирать пожертвования на святую обитель. Ходила по Москве и я, вся черная, да ликом недурна! Вот и приглянулась злым людям, обманно завлекли в чужой дом, якобы за богатым подношением монастырю, да и похитили. С месяц, пока меня искали, прятали в темном холодном погребе вместе с мерзкими лягушками, а потом вывезли в крытом возу с какими-то товарами, запихав в большую бочку из-под вина. А чтобы не кричала, рот холстом завязали. Так очутилась в Астрахани, где на тайном кизылбашском торге меня выкупил тезик Али. Приглянулся и мне тот смуглолицый и черноокий молодец – богат, собой пригож, да еще обещал веру свою оставить, принять христианство и обвенчаться в Астрахани. Там мы и жить собирались, тем паче, что возвращаться в тесную монастырскую келью мне по молодости ну никак не хотелось. А на Волге и вправду голова кругом пошла от воли!

– Вот егоза так егоза! – воскликнул князь Иван Богданович и ладонями прихлопнул о колени. И не понять было сразу, восхищается ли он смелостью княжны, или осуждает за непростительное легкомыслие и отказ от монашества, обрекая себя быть причисленной к беглой из монастыря. – И что же тот персидский купчишка? Сдержал свое обещание альбо схитрил по обыкновению?

– Кабы сдержал, глядишь, моя жизнь не покатилась бы таким кувырком, будто перекати-поле по холмистой степи. Правда, пришлось бы отказаться от княжеского звания, но коль любишь… Обманул меня тезик: увез в свой Решт, что на Хвалынском море, стал принуждать отречься от своего Бога и принять мусульманство. Но и я оказалась упрямой, живо ему рога показала! А он стал грозить продать меня в султанский гарем, откуда и вовсе выбраться было бы невозможно. Так мы с тем тезиком и бодались, покудова в Решт не занесло русского стрельца из Самары Никиту Кузнецова…

– Погоди-ка, княжна! – воскликнул князь Иван Богданович и лоб наморщил, силясь вспомнить забытое имя. – Чем-то мне этот стрелец уже знаком, а вот чем, выпало из головы… Ну да Бог с ним, говори, что дальше-то было?

Княжна Лукерья не стала напоминать князю, что тот Никита Кузнецов сидел у него в пытошной, а потом счастливо избежал дыбы. Лучше бы она и вовсе его имени не называла…

– Тот стрелец на морском струге служил в Астрахани и нес с товарищами службу на Учуге. Бурей его прибило к персидскому берегу. Персами до полусмерти побитого, подобрала я Никиту, выходила, сердцем к нему прикипела… да он уже обвенчан был на своей Паране и детишек у него полон дом. Тогда уговорила я тезика Али свезти Никиту тайно в Астрахань, отдать воеводе, иначе персы, его сыскав, предали бы тяжкой смерти за то, что он, выйдя на берег со своего струга, побил двух шахских гонцов, переоделся в персидское платье и таким образом пытался выбраться из чужбины домой. Да на го́ре, в том Реште был изобличен, крепко бился, но подстрелили его из пистоля, думали, что до смерти. Тезик обещал мне, что свезет Никиту в Астрахань. Я и успокоилась, стала обдумывать, как жить дальше, коли на родину возврата нет… После ухода атамана Разина с Хвалынского моря на Дон упросила тезика Али свезти меня в Астрахань, будто бы для последней прощальной молитвы в православной церкви, перед принятием мусульманства, а сама лишь ждала бы случая уйти из-под его присмотра. Тезик согласился, взял меня в Астрахань. Там-то и раскрылся обман перса – не отвез он Никиту Кузнецова в Россию, а продал выгодно в тяжкие галерные работы. Стрелец, перед этим освободившись с помощью казаков Разина из тяжкой неволи, случайно ветретил Али в Астрахани, опознал и малость не изрубил обманщика в куски.

– Удивительная история, княжна! Будто сказку от старого деда слушаю про былинные времена! – Князь Иван Богданович от нетерпения завозился на стуле, отчего стул под ним жалобно проскрипел, предупреждая, что может и рассыпаться ненароком, не удержав дородного воеводу на своих гнутых ножках. – Что же далее с тобой приключилось? Сказывай, голубушка Лукерья, сказывай!