Беглая княжна Мышецкая

– Сказывают, вор и разбойник, тот, побитый и пойманный стрелец, ночью бежал! Не иначе шайтан ему помогал, однако.

Возница Алешка, который вскочил на ноги при первых тревожных криках, громко чертыхнулся и, не сдержав злости, вдруг вскипевшей в нем, выкрикнул:

– Вот дьявол! С петли, можно сказать, вор соскользнул! Воистину ты сказал, Тимурка, шайтан ему был в сподручниках! Неужто не изловят? Надо думать, сей разбойник в здешних лесах свой, как цыган на конной ярмарке, пеши домой не воротится: не купит коня – так украдет!

Пока Алешка невесть с какой напасти так бранил сбежавшего стрельца, рядом с княжной Дуняша то и дело вскрикивала: «Ой! Господи, ой, батюшки!» А ладони прижала к груди, стараясь унять зайчиком запрыгавшее сердце.

– Как же он сумел бежать? – с недоумением в голосе засомневалась княжна Лукерья. – Ведь после вечерней перевязки, при мне еще, ему сызнова связали руки и ноги!

– В том и хитрость этих шайтанов! Сказывают, веревки срезаны, а вор ушел, – пояснил другой стрелец, который вслед за татарином ходил узнавать причину тревоги, а теперь присоединился к стрельцам у костра княжны. – Должно быть, караульные под утро вздремнули, недоглядели. – И неожиданно высказал довольно смелое предположение: – А может статься, что кто-то из наших стрельцов пожалел человеческую душу, спас стрельца от лихих мук и позорной смерти на плахе… Эхе-хе, что за жизнь пошла на Руси, – сокрушенно проворчал в пушистые усы пожилой уже стрелец, усаживаясь на свое место у костра. Подбросил в огонь пучок наломанных сухих веток, подождал, когда огонь охватил их безжалостными горячими языками, сам себе, должно, досказал то, о чем не раз уже думалось в тайне от начальства: – Святое дело ратному человеку погибать в войне с набеглыми татарами из Крыма, а тут вот свой на своего с топором да с бердышом… Прости, Господь, тех, кто мук боярских не стерпел и взялся за рогатину! – Последние слова пожилой человек проговорил еле слышно, но и за шумом верхового ветра в кронах деревьев княжна Лукерья расслышала их, но виду не подала, присунулась ближе к Дуняше.

– Бог в помощь нашему Данилушке, – почти в ухо прошептала она, а сама вновь передернула плечами, сгоняя холодные мурашки со спины, – так же было страшно и холодно, когда она, всем телом вжимаясь в мокрую от росы траву, ужом бесшумным ползла к лежащему у дерева Даниле и умоляла Господа сделать туман еще гуще: «Не приведи Господь, стрельцы приметят, либо наш возница Алешка углядит! Неспроста он едва ли не в кусты за нами бегает с подглядками, – думалось ей в ту жуткую минуту. – И про Данилу злые слова выкрикивал, словно тот ему кровный враг какой!»

Доползла, ладонью накрыла рот молодому стрельцу, чтобы со сна не заголосил дурным криком, подумав, что его пришли душить таким образом, а когда он узнал ее по каждодневным перевязкам, тихонько вынула из ножен кинжал, срезала путы и рукой указала, в какую сторону ему ползти, чтобы быстрее сгинуть в лесной чаще. Отчаянный молодец трогательно поцеловал княжне руку, стоя на четвереньках, поклонился ей с признательной улыбкой, прихватил с собой кем-то прислоненный к возу бердыш и пропал во тьме ночи. Княжна Лукерья так же неслышно уползла к своему возу. Здесь она переждала минуту, пока дремавший стрелец у костра не умостится поудобнее, а возница Алешка лежал, укрывшись с головой от ночной прохлады возле ствола старой березы, тихонько влезла на свое место, потянула на себя теплое одеяло, чтобы согреться и уснуть, если только это удастся после пережитого страха и волнения за себя и Данилу: стоило часовому приметить ее – повесили бы на том же дереве, под которым лежал повязанный разинский стрелец.

– Кто тут? – зашептала было Дуняша, проснувшись, но княжна Лукерья накрыла ее одеялом с головой и сказала еле слышно:

– Спи. Я по малой надобности вылезала. Спи, еще сумрачно в лесу, а здешние петухи, похоже, все вывелись, не кукарекают ни в полночь, ни на заре.

«Какие в лесу петухи?» – полусонная Дуняша всхлипнула протяжно, должно быть, сон тревожный ей привиделся про Данилушку, повернулась к княжне спиной и вновь уснула…

А вот спустя какие-то три часа лагерь стрелецкого полка стал похож на муравейник, на который наступил тяжелой лапой неуклюжий медведище.

Княжна Лукерья оставила возок, чтобы размять тело после неспокойного сна, и ходила по полянке, шурша густо опавшей с деревьев красивой желто-оранжевой листвой.

Дуняша, повеселевшая от радостного известия, что ее жених счастливо избежал страшной участи, которая ждала его под пытками у воеводы Борятинского, помогала вознице Алеше разжечь еле тлевший костер, чтобы вскипятить воду для каши. Несколько раз мимо них проносились верховые стрельцы, зло настегивая коней.