Беглая княжна Мышецкая

– К вечеру будем в стане князя Юрия Никитича, сама увидишь его ратную силу, да еще полк Бухвостова позади нас на подходе. Побьют завтра воровское скопище. – И не утерпел, все же высказал потаенную мечту вслух: – Вот бы и мне какого-нибудь атаманишку ухватить да повязать! Тогда князь Юрий Никитич отметил бы меня в своем победном известии великому государю и царю Алексею Михайловичу, а тот, глядишь, чином пожаловал бы, а то и в поместные дворяне произвел… на радость моей матушке.

– Вона ты куда как высоко метишь, дружок мой, – засмеялась княжна Лукерья, но без обиды, а скорее, сожалеючи. Подумала, искоса поглядывая на драгуна, который поправлял на себе пояс с оружием: «Тебе бы, дружок, встать пообок с атаманом Степаном Тимофеевичем волю добывать всему холопскому люду, а не метить самому в поместные дворяне, других холопить и притеснять…»

Но вслух сказала свое предостережение:

– По делам и награда будет, Филиппок. Однако поостерегись, у атамана Разина в войске не одни холопы необученные. От них играючи не отмахнешься – там и донские казаки, и понизовые стрельцы, у которых немалый ратный опыт. Уразумел мой сказ? Не понаслышке говорю, своими глазами видела. Ведь я больше года жила бок о бок с теми казаками да стрельцами.

У Филиппа глаза округлились и застыли, словно у молодца на лубочной картинке.

– Ты-ы? У казаков? Быть того не может! Тебя здесь увидев, я подумал, что ты гостила у князя Милославского… Слух был, что ты покинула монастырь в Москве… Однако я никак не помышлял, что ты окажешься среди казаков. Получается, что ты… ты – беглая монахиня? Да ведь тебя за это заточить могут в келью безвылазно! – У испуганного Филиппа даже лицо побелело при мысли, что княжну Лукерью по возвращении к дому ждут такие кары церковные!

Княжна решила успокоить драгуна, чтобы избежать лишних разговоров:

– Я не беглая княжна или монахиня, Филиппок. Меня выкрали в Москве. Кизылбашский тезик на мою красоту польстился. И тайно вывез на своем корабле в Персию, принуждая отречься от христианской веры и перейти в мусульманство.

– А ты? Княжна Луша, как поступила ты? Тебя пытали нехристи? – От волнения Филипп привстал в седле, потом сел, не зная, куда деть руки. – Ведь это такой грех – предать свою веру, отречься от Бога! – Молодой драгун даже в лице сменился вторично, до того его потрясла сама мысль, что княжну Лукерью могли страшными мучениями принудить перейти в басурманскую веру!

Княжна Лукерья рассмеялась, ответила простонародной шуткой:

– Не учи сороку вприсядку плясать – из рук выпустишь, в лес улетит! Так и я, как могла, хитрила да оттягивала время, – ответила она и не спеша, поглядывая то на пораженного услышанным Филиппа, то на огорошенную ее увлекательной историей Дуняшу, поведала обо всем, что с ней приключилось, опуская только свою впервые пришедшую так нежданно любовь к теперь погибшему Никитушке Кузнецову и искреннюю привязанность к Михасю, от которого у нее будет ребенок, – в последние дни она стала ощущать в себе странные изменения…

За охами и ахами слушателей неприметно наступила пора сумерек, а с последними лучами солнца, нырнувшего за густые кроны осеннего леса, возница Алешка крикнул с облучка:

– Кажись, деревенька скоро объявится! Вона сколь дымов над лесом к небу поднимается в безветрии!

Драгун Филипп тоже посмотрел вперед, где над чуть холмистой местностью, укрытой лесами, клубилась бело-серая пелена от бесчисленных костров.

– Это походный лагерь князя Юрия Никитича, – пояснил Филипп и с нескрываемой радостью перекрестился. – Ну и слава Господу, доехали мы беспомешно, хотя и была в пути опасность возможного воровского наскока… Теперь ты, княжна Луша, в полном бережении. А коль и дальше к Москве поедем вместе, буду тому очень рад. – И, словно спохватившись, глянул в глаза княжны Лукерьи с тревогой. – А я тебе не наскучил, княжна Луша? Скажешь себе, что вот, болтун сорочьего племени, тараторил всю дорогу, так что и голова кругом пошла! Извини, если так, просто рад несказанно, что ты вновь объявилась и к дому возвращаешься! Не серчаешь на меня, княжна Луша?

– Ну что ты, Филиппок! И я очень рада, что мы сызнова вместе… Из Москвы я поеду в свое поместье, а ты, как в отставку выйдешь, приезжай жить ко мне… В родных местах и умирать легче, не то что на горькой чужбине.

Филипп ответил со скорбной улыбкой, в глазах промелькнула нескрываемая грусть, сказал негромко:

– Это медведю зима за одну ночь, потому и время бежит быстро, а до моей отставки, княжна Луша, еще ох как не скоро… Голова поседеет и зубы выпадут…

– Вот и приезжай на молочную лапшу да на моченки. А будет так, что обзаведешься семьей, детишками, то вместе, скопом, и приезжайте. Уговорились, Филиппок?

– Благодарствую за приглашение, княжна Луша. Загодя не обещаю, сама знаешь, время теперь смутное, и все мы под Господом ходим… А вот и деревня, где князь Юрий Никитич свой походный лагерь разбил. Добрались, слава тебе, Господи!