На прекрасно сохранившейся фотографии, судя по всему, отснятой в начале прошлого века, за распахнутыми чугунного литья воротами отлично просматривалась усадьба, ведущая к ней небольшая аккуратная березовая аллея, два боковых двухэтажных флигеля, какие-то хозяйственные пристройки за густыми кустами цветущей сирени. На небольшом крыльце у входа в главное здание усадьбы стояла группа людей не то позирующих фотографу, не то просто выходящих на прогулку: женщины в длинных красивых платьях, мужчины почти все в мундирах или парадных костюмах, и небольшая группа детей рядом с высокой пожилой женщиной.
Зотов бегло и почему-то без особого интереса поглядевший на фотографию, протянул её Ольге, которая стала недоверчиво рассматривать запечатленное на ней мгновение прошлой жизни, которое, как ей показалось, не имело ни малейшего отношения к тому, что темной промокшей громадой высилось сейчас перед ними.
— Будем считать, что первый твой экспонат впечатляет. Особенно, если он действительно имеет отношение ко всему этому, — показал Зотов рукой на здание, неразборчиво стекающее в темноту за мокрым ветровым стеклом «ленд-крузера».
— Обижаете, товарищ Зотов, — повернулся к нему Бова. — Перед вами одна из первых и абсолютно достоверных иллюстраций моей будущей книги, имеющая самое непосредственное отношение к более поздним историческим событиям и лично к вам. Доказательства последуют, когда мы войдем вовнутрь и сядем за стол с его сегодняшними временными обитателями, приглашенными, если хотите, на встречу прошлого и нынешнего жития. Или бытия, если вам будет угодно. Видите тусклый свет вон в том окне? Они нас ждут.
— Хотел войти на своих двоих, но после такой дороги надо бы ещё в себя прийти. Включай свет! — приказал он шоферу. — Выгружайте мой временный транспорт и всю остальную заначку. Отмечать, так отмечать. Встречу, так встречу.
Яркий свет фар пробился сначала сквозь решетки и щели окон со стороны фасада, обозначив и исказив до неузнаваемости большую часть пространства входного зала. Потом широко распахнулась дверь, и на её ослепительном фоне появилась сначала темная фигура Бовы, затем Ольги, державшейся за спинку инвалидной коляски с сидящим в ней Зотовым. Следом шел охранник, тащивший большую сумку со всем необходимым для предстоявшей встречи.
— Приносим извинения за вынужденную задержку, — картинно сняв совершенно неуместную в данной обстановке элегантную шляпу, прижав её к груди и преувеличенно низко поклонившись, заговорил Бова, предварительно внимательно оглядев приглашенных на встречу местных жителей. — Отвратительная погода, всем нам хорошо известная российская грязь по это самое место, — показал рукой чуть ниже живота, — сделали наше своевременное прибытие весьма и весьма проблематичным. Мне кажется, вы нас уже и ждать перестали.
— Сомнения действительно появились, — ответил Федор Николаевич.
— Напрасно. Совершенно напрасно.
Взяв на себя роль распорядителя предстоящих знакомств и первоначальных действий и будучи совершенно уверен, что дальше все сложится само собой, Бова уверенно направился к столу, жестом показав тащившему сумку охраннику идти в том же направлении. Проходя мимо отца Дмитрия, он ещё раз вежливо поклонился.
— Уважаемый батюшка, вам наши особые извинения, как лицу духовному и к нашим мирским делам мало причастному. Не замедлим возместить понесенные труды и неудобства.
— Я, собственно… — смущенно пробормотал отец Дмитрий, но в это время подъехавший на коляске Зотов протянул ему руку.
— Огромное спасибо, что дождались. Сергей Зотов…
— Тоже весьма рад, — ответил на рукопожатие отец Дмитрий. — Наслышан, но, честно говоря, не совсем в курсе.
— Все досконально обговорим, обозначим и объясним, — пообещал Зотов. — Потом. А пока, — обратился он к Бове, — коли уж ты взял на себя роль проводника и тамады, распорядись насчет выпить и закусить. У меня от этой дороги и непогоды почему-то разыгрался аппетит. Надеюсь, не у меня одного.
Бова начальственно махнул рукой в сторону двери. Фары погасли. Прежний окружающий сумрак после этого показался темнотой.
— Меня это радует, — подошла к Зотову Ольга. — У тебя так давно не было аппетита. Я даже с врачами советовалась по этому поводу.
Бова и охранник тем временем торопливо выставляли на стол бутылки, разовую посуду, самую разнообразную и довольно дорогую еду.
— И что они насоветовали?
— Все то же. Бросить курить, никаких волнений, умеренность, покой. Об остальном поговорим наедине.
— Запрещают жить, чтобы выжить, — пробормотал Зотов.
— Они тебя все-таки спасли.
— Я их об этом не просил. Теперь буду выкарабкиваться самостоятельно. Всеми силами и средствами. В том числе и с помощью аппетита.
Заметив, что у стола стоит всего один-единственный стул, он окликнул Бову:
— Бова, на тебя это не похоже, но, кажется, ты прокололся. На чем все будут сидеть? Тут всего один стул.
— Вы правы, шеф, — моментально отозвался Бова. — Стул один, но насчет «прокололся» возражаю категорически. Федор Николаевич, сколько человек мы можем обеспечить сидячими местами?
— Восемнадцать, — уверенно заявил тот.