Беглецы в Гвиане

Поспешно выстроили хижину из листьев, к потолку привязали гамак и в гамак положили тело покойника. Кругом расставили кувшины. Все это было совершено с необычной для индейцев быстротой, порожденной желанием поскорее приступить к попойке, которая для них составляет самую суть церемонии.

Бенуа скрепя сердце пожертвовал от себя несколько бутылок водки, чтобы ослабить нетерпение, с которым его союзники дожидались, когда поспеет кашири — любимый их напиток, употребляемый во всех торжественных случаях.

Нелегкое дело — приготовить этот напиток, до безумия любимый во всех экваториальных странах. Чтобы только напиться кашири, индейцы рады любому поводу: рождению, смерти, похоронам, свадьбе, посеву, охоте, рыбной ловле, спуску новой лодки, сбору маниока — одним словом, всему. Кашири — необходимый элемент всякого индейского праздника.

Приготовление этого напитка — весьма длительная процедура, а храниться долго он не может, поэтому его готовят сразу в огромном количестве и в огромном же количестве истребляют.

Кашири делается из корней маниока, которые настаивают на воде, потом настой кипятят, разливают в особые глиняные сосуды (канари) и подвергают брожению. Через полутора суток напиток бывает готов. Он довольно приятен на вкус и обладает сильно опьяняющими свойствами.

Таким образом, нашим индейцам пришлось бы скучать, дожидаясь полутора суток, пока не поспеет кашири, если бы они не были настолько запасливы и не захватили с собой вику.

Вику — это засушенное квашеное тесто из маниока, которое индейцы берут всегда с собой в дорогу. Достаточно отрезать кусок этого теста и положить в сосуд с водой, чтобы, когда оно растворится в ней, получился напиток, вкусом и свойствами почти не уступающий кашири.

Воины Акомбаки, сам Акомбака и новый пиаи имели с собой большое количество вику, так что им не приходилось ждать тридцать шесть часов, пока поспеет кашири, и они могли немедленно начать торжество — то есть приступить к попойке. Белые тоже приняли участие в тризне и даже, как я уже говорил, внесли свою лепту в виде нескольких бутылок водки.

Все имеет конец на земле — и радость и горе; прошла и неделя поминок, и притом благополучно и довольно весело. Не обошлось, конечно, без драк и ссор, без помятых ребер и синяков, но уж совсем без этого нельзя же, да к тому же все такие синяки и повреждения в конце концов заживают.

Совершилось и последнее испытание нового пиаи. Об этой мерзости мы уже упоминали вскользь в предыдущей главе и больше останавливаться на ней не будем: слишком противно…

Скажем только, что кандидат выдержал экзамен блистательно и был торжественно возведен в сан пиаи вождем Акомбакой, старейшинами племени и самозваным колдуном Бенуа.

Процессия тронулась в путь. Впереди шел бывший сен-лоранский надзиратель со своими товарищами, за ним несли мертвеца в гамаке, привешенном к палке, которую взяли на плечи за концы два индейца, выписывавшие ногами вензеля. За телом следовал Акомбака и, наконец, гуськом все остальные индейцы.

Желание Бенуа исполнилось: он был на пути к скорому осуществлению своих надежд. Он шел вперед победителем, рубил направо-налево тесаком ветви и лианы и то и дело поглядывал на компас. Индейцы следовали за ним и, вопреки своему обыкновению, не роптали на то, что им приходится идти. Южноамериканские индейцы вообще очень ленивы, но тут они считали, что выполняют благочестивое дело, и шли охотно.

Золотые горы (такими, по крайней мере, считал их Бенуа) были недалеко. Он вычертил себе дорогу с точностью циркуля и мог достаточно точно определять направление, которого следовало придерживаться. Он уже с торжеством подумывал о той минуте, когда вступит в пещеры, наполненные золотом, золотом, золотом…

Вдруг его обоняние поразил сильный и крепкий запах мускуса.

Бенуа остановился и проворчал на ухо Бонне:

— Остерегайтесь. Тут где-то близко змея.

— Змея! — с испугом произнес тот. — Где? Где?

— В том-то и дело, что я не вижу ее, а если б видел, то выстрелил бы в нее без разговоров.

— Змея, — бормотал Бонне, вспоминая ужасный эпизод со змеями. — Я не сделаю дальше ни шагу.

— Ты глуп. Стоять на месте, пожалуй, даже опаснее, чем идти. А, вот она, вот она. Это удав, и очень большой.

— Где ты его видишь?

— Его самого я не вижу, но вот его след в траве. Он прополз тут минуты две назад, не больше — это ясно по запаху.

Индейцы, несмотря на вонь от разложившегося трупа, тоже почуяли запах мускуса и остановились в молчаливом ожидании.

Вдруг неподалеку послышался треск ветвей и тяжелый топот. Бенуа взвел курок. Акомбака натянул лук и приготовил стрелу.

Треск сучьев продолжался. По лесу без оглядки бежало какое-то крупное животное.

— Майпури![10] — прошептал индейский вождь на ухо бандиту.

— Ну что же мы стоим? Идемте.

Шествие тронулось дальше. Майпури, по-видимому, испугалась людей и убежала в сторону, пролагая дорогу сквозь чащу. По проложенному ею следу людям было легче идти, к тому же он вполне совпадал с принятым ими направлением.

— Вот тебе раз! — сказал Бенуа. — Неужели змея решилась охотиться на майпури? Это очень любопытно.