Беглецы в Гвиане

— Эта майпури — самка, с нею ее детеныш, — отвечал Акомбака. — Змея хочет съесть детеныша.

— Ну, это другое дело, а то где же змее проглотить целого тапира?

Местность вдруг разом изменилась. Появились скалы, и сквозь просвет в зелени показались горы на расстоянии одного километра.

Бенуа подавил готовый сорваться с губ крик радости и, указывая своим товарищам на скалистые высоты, тихо проговорил:

— Здесь.

Едва он успел произнести это слово, в густой траве на поляне послышался треск как бы ломающихся костей и затем мирные удары о землю чьих-то копыт.

Из чащи выскочила огромная, бесформенная масса, она сделала прыжок вперед, потом отпрянула назад и исчезла, но в нее все-таки успела вонзиться меткая стрела, пущенная Акомбакой, который беззвучно рассмеялся.

— Что это такое? — спросил Бенуа на индейском языке.

— Майпури убила змею, а я убил майпури. Мы будем ее есть.

— Откуда тебе известно, что она убила змею?

— Пойдем со мною. Ты убедишься, что Акомбака никогда не говорит неправды.

Они прошли несколько шагов и увидели на скале огромного удава, лежавшего без движения. Из ноздрей змеи текла кровь, раздвоенный язык был безжизненно высунут. То, что змея мертва, не вызывало сомнений.

Бенуа стал искать на змее хоть какую-нибудь рану, но не нашел. Очевидно, тапир не кусал удава и ногами не топтал. Заметно было только, что тело змеи несколько сплюснулось и совершенно лишено упругости, точно сделано из тряпок.

Бандит вопросительно поглядел на индейца. Тот покровительственно улыбнулся и объяснил:

— Акомбака сказал верно. Удав напал на майпури, собираясь съесть ее детеныша. Он думал ее задушить, как душит тигра, которому никогда не удается вырваться из его колец, но майпури хитра и сильна. Это самое сильное и большое животное в наших лесах. Почувствовав, что змея обвивается вокруг нее, она затаила дыхание, вобрала в себя живот, съежилась, сжалась. Змея обвилась еще плотнее; тогда майпури разом распустила грудь и живот, надулась и сделалась большая-большая; змея не успела расслабиться, кости ее затрещали — ты слышал этот треск — и она умерла. Майпури освободилась, убежала, а я догнал ее своею стрелой. Мы будем есть ее, — закончил Акомбака с довольной улыбкой.

Они увидели на скале огромного удава, лежавшего без движения

— Есть? — недоверчиво переспросил Бенуа. — Но ведь она еще на ногах. Я не думаю, чтобы твоя стрела нанесла ей большой вред.

Индеец, не переставая улыбаться, указал своему собеседнику на широкий кровавый след, видневшийся на траве.

— Правда твоя, мой краснокожий друг, — сказал тогда Бенуа, — и я готов признать, что ты молодец.

С удава пиаи содрал кожу, чтобы сделать из нее себе торжественное облачение, потом носильщики подняли свою печальную ношу, и шествие двинулось дальше.

Кровавый след становился все заметнее. Майпури, очевидно, была тяжело ранена. Она часто останавливалась, пытаясь вынуть из раны стрелу, которая колола ей тело. Остановки эти были заметны по особенно обильным пятнам крови на траве. В пятистах метрах от места происшествия нашли стрелу, которую майпури удалось наконец выдернуть из раны, а еще через несколько шагов увидали саму майпури, которая лежала без движения на дне довольно глубокой ямы. Детеныш майпури лежал рядом с матерью и тоже был мертв. Очевидно, они упали в ров и оба убились до смерти.

Индеец торжествовал.

— Майпури вкусна, — сказал он, — а детеныш ее еще вкуснее… Мы отлично попируем.

Зато Бенуа и его товарищи призадумались.

Ров находился как раз на половине дороги до первой горы. Бенуа невольно подумал о том, что, не попадись в эту яму тапир, быть бы в ней ему, Бенуа, как первому, шедшему впереди.

Очевидно, что яма была вырыта нарочно: это была западня для диких зверей. Имела она форму усеченной пирамиды, то есть вверху была уже, а внизу шире, так что попавшее в нее животное никоим образом не могло выбраться из нее по наклоненным в обратную сторону стенкам, даже если бы оно и не наткнулось на воткнутые в дно ямы колья.

Над отверстием еще видны были остатки фальшивого пола, искусно прикрытого землей и травой, так что западню не заметил бы даже самый опытный глаз.

Бенуа припомнил грозные оборонительные меры, воздвигнутые таинственными обитателями берега реки: поваленные деревья, флотилию змей, золотые стрелы.

Ему показалось, что между этой ямой и теми мерами существует связь, и он попытался это выяснить, обратившись с расспросами к вождю индейцев.

— Послушай, вождь, — сказал он, — не можешь ли ты мне сказать, кто вырыл эту яму?

— Индейцы, — отвечал тот с уверенностью.

— Как ты это узнал?

— Потому что у белых людей железные инструменты, а у краснокожих только деревянные. Железный заступ режет землю, как сабля, а деревянная лопата разрывает ее.

— Так. Стало быть, в этой стороне есть индейцы?

— Индейцы есть везде, — гордо отвечал вождь. — Им принадлежит все — земля, лес, вода и небо.

— А к какому племени принадлежат эти индейцы, не можешь ли ты мне сказать?

— Можешь ли ты, увидав дерево, срубленное белым, сказать, к какому племени принадлежит этот белый?