Бейкер-стрит, 221

«Может, нас приняли за кого-то другого?» — подумала я. Но мужчины рассеивать заблуждение Ангелины не спешили. Они бодро двинулись за ней следом, цепко поглядывая по сторонам и слушая ее рассказ — в другое время, пожалуй, весьма бы меня заинтересовавший с профессионально-медицинской точки зрения.

Дело в том, что клиника Святого Патрика уже тридцать лет специализировалась на создании и практическом применении биопротезов конечностей — и добилась немалых успехов на этом пути. Клиника не финансировалась государством, поскольку главными пациентами являлись дети-иностранцы, ставшие инвалидами в результате полыхавших в мире больших и малых войн. И это отнюдь не были дети лишь состоятельных родителей — лечение осуществлялось бесплатно, а дорогу в Штаты детишкам чаще всего оплачивали благотворительные фонды.

Мы побывали в палатах и процедурных, осмотрели учебный корпус — в классах как раз шли занятия (Ангелина пояснила: «У нас преподают на семи языках, представляете?») — и направлялись в сторону спортивно-реабилитационного городка, когда я окончательно поняла: Лесли ошибся.

Хотя Ангелина несколько раз упоминала фамилию главы клиники, называя его мистером Николсоном, а пару раз, сбившись, даже назвала Айзеком, было ясно: это не тот человек, которого мы ищем. Никак не мог каскадер, ярмарочный трюкач, забросив полеты, стать вдруг медицинским светилом.

Похоже, Фрэнк и Кеннеди тоже осознали этот неприятный для нас факт.

— Спасибо, миссис Ангелина, за очень интересную экскурсию, — сказал Лесли, — но, очевидно, произошла обоюдная ошибка. Я не знаю, кого вы поджидали у ворот, за кого нас приняли и кому был предназначен ваш рассказ, — но мы ищем человека, которого, очевидно, здесь нет и быть не может, — бывшего воздушного каскадера, известного ранее под псевдонимом «Небесный Доктор», по стечению обстоятельств оказавшегося тезкой и однофамильцем руководителя вашей замечательной клиники, вызвавшей у нас глубокое сочувствие своей благородной деятельностью.

Эк завернул! Похоже, он поначалу со всеми женщинами так — и лишь потом переходит на телеграфный стиль: «Смогу…», «Объясните…»

— Никакой ошибки нет, — улыбнулась Ангелина. — Мы всем гостям показываем клинику и рассказываем о ее работе. Ведь мы фактически живем на пожертвования — а людям надо видеть, что их деньги уходят не на какую-то абстрактную благотворительность — а на конкретных детей, на очень несчастных детей, совсем не виновных в том, что взрослые решают свои споры с оружием в руках… Скажите: разве, увидев всё это, вам не захотелось по мере сил помочь нам?

Она была права. Захотелось. По крайней мере, мне. Скажу больше: глядя на класс в учебном корпусе — класс для самых младших — где сидел десяток мальчишек и девчонок, и у каждого ученика одна или две конечности были заменены протезами, я уже начала прикидывать, какую часть призовой суммы переведу на счет клиники. Если, конечно, наша гонка за бриллиантами Кэппулов увенчается успехом…

— Но и вы не ошиблись, — продолжала Ангелина. — Мистер Николсон действительно еще в колледже занимался авиационным спортом. И весьма успешно — ему принадлежали пять или шесть национальных рекордов. А потом… Потом, когда понадобились деньги на внедрение разработанного им метода протезирования и на создание этой клиники, он действительно иногда подрабатывал этим способом… Нам очень помогли несколько значительных денежных премий, назначенных за вещи, считавшиеся в принципе невыполнимыми. Скажу вам по секрету, — тут она снова улыбнулась, — в некоторых трюках участвовала и я…

Мои коллеги мгновенно подобрались и насторожились — точь-в-точь два сеттера, почуявших дичь.

— Значит, вы — миссис Николсон, — констатировал Кеннеди. — Значит, именно вас муж когда-то подхватывал с земли на лету прикрепленным к самолету крюком?

Миссис Ангелина Николсон рассмеялась.

— Меня, меня… Только не рассказывайте никому в клинике. А то несолидно — заместитель главного врача летала по воздуху в коротенькой юбке, подвешенная на крюк, словно окорок в коптильне…

25

Айзек Дж. Николсон выглядел гораздо моложе, чем мы ожидали — лет на пятьдесят, максимум пятьдесят пять. И явно сохранял хорошую форму. Среднего роста, мускулистый, с открытым лицом.

Странная моложавость «Небесного Доктора» удивила нас — из рассказа Герцога выходило, что пилот с таким прозвищем начал карьеру не то в конце сороковых, не то в начале пятидесятых годов.

— Дело в том, — охотно ответил он на прямой вопрос Кеннеди, — что профессиональным авиакаскадером был еще мой отец. А я унаследовал его псевдоним и кое-какие семейные трюки… Но так уж получилось, что прозвище совпало с выбранной мною профессией. Отец — он разбился в семьдесят третьем — был человеком небогатым и ничем другим не занимался. Рисковал жизнью, чтобы дать мне возможность закончить образование. Для меня же авиация всегда была простым хобби, остается им и сейчас — правда, сесть за штурвал удается все реже. Но на каком-то этапе это увлечение весьма помогло… Помогло начать то, что я считаю главным своим делом.