Белая

- П-почему мы не в-верим? - заметно волнуясь, начал он. - Почему мы боимся верить? - вдруг с неожиданной внутренней силой, перестав заикаться, спросил он. - Мы - великая нация! И не только потому, что отказались идти по пути прибыльного рабства, исповедуя бескорыстие демократии, а потому, что победив заведомо слабого врага, повергнув его на землю, мы не стали уничтожать его, а протянув руку, помогаем теперь подняться, призывая встать рядом с собой. Но ведь для того, чтобы поверили нам, должны поверить мы. Я верю, что агент Рискин провернул махинации с землями резервации только для блага своих подопечных, а не для своего кармана, но ведь это значит, что сам он не верит им. Не верит, что они могут чего-то достичь. Почему мы не можем поверить в чистоту чувств испытываемой белой женщиной к индейцу? Почему не можем поверить в искренность дружбы между маршалом и вождем, которые не раз и не два, рискуя собственными жизнями, прикрывая один другого, ловили тех, кто угрожал спокойствию и безопасности тех же фермеров. Фермер ведь не входит в жизненные трудности того, кто его грабит. Он кричит: "Помогите! Полиция!" И уже неважно к-кто приходит ему на помощь, маршал или индеец. Почему мы не можем поверить, что можно встать на защиту краснокожего, просто потому, что он прав. Какое преступление свершил вождь сиу? Что он сделал не так? Разве он не следовал букве закона? Он и его люди поймали поджигателей. И ведь, так называемые, дикари привезли злоумышленников в форт, а не линчевали потихоньку, как принято у белых, попадись им в руки преступник. Разве не вправе был сиу скальпировать на месте своих убийц? Но нет, он привез тело убитого им в честной перестрелке и раненного, вернувшись обратно в форт. Почему не можем поверить, что человек другого цвета кожи, образа мысли может чего-то добиться в благословенной Америке? И почему мы уверены, что разведение лошадей, непременно приведет к разорению резервации? Разве указывал кто-то миллионерам: "Вы делаете не так! Делайте, как вам говорят!" Если бы они в свое время послушались подобных советов, стали бы они первыми людьми страны? Разве успешный бизнес строится не на том, что человек умеет делать лучше всего, в чем хорошо понимает и разбирается? Так может, мы поверим, господа, и дадим сиу попробовать самим, не вмешиваясь, подняться и достичь собственного благополучия.

Только под конец речи Уотерстона аудитория вдруг поняла, что его заикание куда-то пропало и аплодировали они не столько силе его речи, а тому, что на их глазах произошло преодоление. Молодой человек явно произвел впечатление на публику, а не только на украдкой вытирающего слезу Неуловимого Смолетта, наверное, первого из всех здесь присутствующих, поверившего в него. Судья, стукнув молотком по столу, объявил:

- Суд удаляется на совещание.

Пока шло заседание присяжных, публике был дан перерыв, во время которого Эбигайль и Гранжер подошли к собирающему со стола бумаги Уотерстону.

- Мои поздравления, друг мой, - пожал ему руку репортер. - Вы прирожденный адвокат, думаю все, кто слушал вас сегодня, признают это.

- Вы были великолепны, мистер Уотерстон, - протянула ему руку Эбигайль. - Очень прочувствованная речь.

- А в-вы м-меня не помните, миссис Уолш? - сказал вдруг Уотерстон, задержав ее ладонь в своей. - Я в-видел вас, когда в-вы приезжали в контору к мистеру Гордону в последний раз. В-вы тогда не обратили на меня внимания, вам было не до этого. Но вы произвели на м-меня сильное впечатление. Знаете, мистер Гордон единственный кто поверил в мня, и взял в свою контору клерком.

Тепло распрощавшись с ним, Эби, оставив Утерстона и Гранжера за горячим обсуждением прошедшего судебного процесса, узнала, что Когтистую Лапу отправили под стражей в кабинет адвоката. Спустившись в буфет, она купила сэндвичи и сладкий кофе. Полицейский, стоящий на дверях, без вопросов посторонился перед женой вождя. Она постучала, а когда ей никто не ответил, тихонько приоткрыла дверь. Когтистая Лапа полусидел на диване, вытянув на нем ноги и, сложив на животе ладони, смотрел перед собой.

- Можно? - спросила она. - Я принесла тебе поесть. Ты ведь бог знает сколько времени голодный.

- Почему ты не с детьми? - оборвал он ее недовольно. - Я же сказал тебе, что не нуждаюсь в тебе. Дети одни?

- С Ночной Выпью и Брэдли

- Вечно ты пристраиваешь их к чужим людям. Какая ты мать? - Продолжал сварливо выговаривать он.

Эби подошла к дивану и, присев на край, подала Когтистой Лапе то, что принесла. Он был не на шутку сердит, и Эби не могла понять, с чего его так разобрало.

- Тебе лучше уйти, - хмуро заявил он, отставив кофе на тумбочку и надкусывая сэндвич.

- Почему же? - с мягким укором спросила она. - Разве ты не хочешь поговорить о том, что произошло в суде?

- А что там произошло? - резко спросил он, пережевывая сэндвич. - Ты красовалась перед посторонними мужчинами. Я говорил: не приходи. Справился бы сам.

- Я не сомневалась в этом. Ты вождь.

Он ел, не глядя на нее, она, молча, сидела рядом.