Белая радуга

– Эд все правильно сделал! Он не мог оставить Платона одного, вдруг за мальчиком следил не один человек! А ведь кто-то был там в кустах – может, даже не человек!

Антон махнул рукой, типа ладно, поверил. Эдик к тому времени сумел проглотить обиду и приступил к подробному пересказу того, что услышал от Понедельника.

Когда он закончил, Элла плакала и даже не пыталась отворачивать зареванное лицо. Она вообще никогда не стыдилась своих эмоций. Эдик глянул на нее виновато, а Антон спросил в своей обычной манере:

– Эй, чего ревешь?

– Жалко! – хлюпнула носом Котенок. – Как представлю, что эти малыши выли тихонечко каждый в своей одиночке, как животные, как покинутые волчата…

– Они и были на тот момент животными, – уронил Кинебомба, уже обдумывая что-то свое. – А животное, если его кормить и поить, не так уж и страдает. И выли они для своего развлечения, как другие песни поют. Я вот что хочу понять: ладно, на мелодию ребята могут среагировать, принимается. Но с чего они рядом-то окажутся?

Эдик промолчал, потому что тирада друга о животных его сильно разозлила, но обдумать вопрос он еще не успел. Зато Элла сказала:

– Просто потому, что они необычные дети. Пусть мы пока не знаем до конца про всех, в чем их особенности, но они всегда отличались от других, всегда были на виду. Белая ворона себя со стороны не видит, зато окружающие видят и сами подталкивают к ней других белых ворон. Эти дети непременно каким-то образом подтянутся друг к дружке.

Антон кивнул, но не в знак согласия, а давая понять, что эта тема исчерпана, затем отдал новые распоряжения:

– Элла, свари кофе! Эдька, на минуточку.

Редкий бросил на подругу виноватый взгляд и прошел в комнату вслед за приятелем. После теплой кухни здесь было холодно и сыро, куда хуже, чем на улице. Подумав об этом, Редкий машинально бросил взгляд сквозь окно и вздрогнул – ему показалось, что нечто темное и мохнатое в этот самый миг отпрянуло от стекла с внешней стороны.

– Ты чего? – удивился Кинебомба. – Нервишки расшатались?

Эдик скрипнул зубами и опустился на диван, руки на всякий случай сцепил замком за спиной. Антон про него словно забыл, прогуливался туда и сюда, оживил комп. Редкий, едва сдерживаясь, сказал:

– Слушай, Антон, Элке может быть обидно, что у тебя какие-то секреты завелись. Она вкалывает на группу, между нами говоря, больше нас всех, ну исключая тебя. А ты ее попросту эксплуатируешь…

– Так почему ты не коснулся его? – не слушая, спросил Антон.

– Что?! Кого?

– Платона. Этот мальчишка уже несколько лет никому не разрешает дотронуться до себя. Приходит в гимназию со звонком, чтобы не оказаться в толпе. Его опекуны специально договаривались насчет этого с учителями, ссылались на вполне объяснимый страх мальчика с поврежденной ногой быть сбитым, травмированным.

– Возможно, так оно и есть…

– Нет. Другое тут. Его пару раз брали на усыновление, потом очень быстро возвращали. Подозрительная суета вокруг тихого, исключительно умного парня без единой плохой привычки. Я рассчитывал, что ты будешь смелее, раз уж представилась возможность. Ну по плечу бы его потрепал, то ли.

– Смелее? – Эдик в одно мгновение сделался красным, как серединка спелого арбуза. Весь его триумф был сведен не просто к нулю, а к позорным упрекам. – Да ты просто больной! Я столько сделал! Сумел подружиться с мальчиком, расположить к себе, заинтриговать! Столько всего узнал… А, да чего говорить! И ты упрекаешь меня в том, что я под конец все не испортил?!

– Да чем бы ты испортил, если бы проявил хоть немного находчивости? Изобразил, что споткнулся, схватил мальчишку за плечо или за руку. За это пока еще не сажают, – холодно усмехнулся Кинебомба.

– А если ему это неприятно? Так неприятно, что он и общаться со мной после этого не пожелал бы?!

– Хорошо, твои предположения: почему это может быть так уж неприятно? С учетом того, что он постоянно наблюдается со своей ногой у врачей и те его уж точно касаются. И никто не умер, насколько нам известно.

– А если он может читать чужие мысли? – злым голосом выдвинул предположение Эдик.

Антон скривился так, будто положил в рот ломтик лимона.

– Понимаю, что от твоих мыслей можно разом помереть, но давай без мистических допущений. Мы вроде договаривались до конца оставаться в рамках реализма. Опираться на факты, а не на фантазии.

Редкий лишь тяжело задышал в ответ и даже сунул под себя кулаки, чтобы не пустить их в ход. Видать, на Антона сегодня напал особый стих, когда он словно проверял окружающих на прочность: как скоро те сделают попытку его прикончить.

– И, кстати, обладай он в самом деле способностью читать мысли, сам первый полез бы с тобой обниматься. Ну ты мозг включи: впервые за десять лет у парня появился шанс что-то разведать о себе. А вдруг ты знаешь больше, чем говоришь? Да и вообще неплохо бы прощупать, что ты за фрукт такой, случайно ли попался на его пути. Но он этого не сделал. Почему?

– Не знаю, – угрюмо откликнулся Эдик.

– А ты узнай. При следующей же вашей встрече. И позаботься о том, чтобы она состоялась как можно скорее.

– Не уверен…