Белая радуга

– Эдька, – позвал Антон. Пришлось посмотреть ему в глаза, хотя ужасно не хотелось. – Послушай, пару дней назад мне исполнилось тридцать два года. Я как раз в самолете был.

– Поздравляю, – растерялся Редкий. Он вдруг сообразил, что понятия не имеет о дате рождения того, с кем знаком десять лет.

– А не с чем. Я все оставил, от всего отказался, только бы разгадать тайну найденышей. Потому что никто, кроме меня, этого не сделал бы! У людей всегда находятся дела поважнее. Ты думаешь, я не хочу жить как все? Иметь нормальную работу, дом, семью? Для своих родителей и сестры я стал позором, юродивым! Слабаком, вдруг разом бросившим все. Я заставил себя забыть, что в мире есть всякие приятные вещи, уют, путешествия, женщины, в конце концов! Я вынужден ежедневно себя сжигать, чтобы поддерживать хотя бы крошечный огонек в сердцах тех, для кого это лишь экстравагантное хобби. Вы участвуете в «Апофетах» только для того, чтобы чувствовать себя особенными, причастными к тайне. Вы тратите на это крупицу времени, свободную от зарабатывания денег, любовных дел, создания своего уютного гнездышка. А считаете себя героями и спасителями мира!

– Антон, я понимаю, – попытался вклиниться Эдик, тронутый его словами.

– Хочешь, скажу, почему ты приходишь сюда? – опасно-вкрадчивым тоном перебил его Антон. – Ну, кроме того, чтобы иметь повод видеть Элку и все глубже подсаживать ее на крючок? Потому что когда-то ты, зеленый пацан, вчерашний школьник, столкнулся с неведомым, непостижимым. И в твоей душе ненадолго зажегся огонек исследователя, первопроходца. А такое не проходит бесследно. Ты и Понедельника хотел заполучить, чтобы продлить ощущение своей избранности. Но ты ничем не жертвовал ради этого, ты просто жил как все, учился, получал удовольствие и ныл, ныл, потому что больше ничего необычного не случалось.

– Ну все, хватит с меня! – рявкнул Эдуард, кидаясь прочь из комнаты.

В этот миг он был убежден, что общается с Кинебомбой последний раз в жизни, и не желал даже глянуть на него напоследок.

Он выбежал на кухню, где Элла, тревожно поглядывая на дверь, резала новую порцию бутербродов. Схватил ее за руку и потянул за собой.

– Уходим!

– Что случилось? – ахнула девушка.

– Этот фанатик окончательно спятил, здесь опасно оставаться!

– Ему нужна помощь? – Она шагнула в сторону комнаты, натянула руку, как собака поводок.

– Да ничего ему не нужно! Разве что добить, чтобы не мучился!

Элла оглянулась на него, заморгала изумленно. Подтянув к себе девушку, Редкий накинул ей на плечи куртку, на шею – легкий шелковый шарфик. Пинком отворил дверь и попытался вывести на крыльцо. Но тут Котенок словно бы очнулась, ухватилась рукой за притолоку.

– Я пока не уйду.

– Как это? – окончательно растерялся Эдик. – Почему это?

– Потому, что хотела бы сперва сама разобраться, спятил Антон или нет. А даже если спятил – как-то странно оставлять сумасшедшего без присмотра, не находишь?

Она дернула плечами, скидывая куртку прямо на пол. Вернулась на кухню и тщательно поправила крышку на заварочном чайнике. Эдуард некоторое время ошалело наблюдал за ней из коридорчика. Потом вдруг стукнул себя кулаком по лбу и выбежал в ночную свежесть. Ко всему прочему добавилось стойкое убеждение, что Антон отобрал у него нечто большее, чем десять лет жизни и сегодняшний триумф.

Дом окружало слабое подобие забора, калитку давно перекосило, и она намертво застряла на ведущей к дому асфальтовой дорожке. Нужно было протискиваться, Эдику приходилось труднее всех. Он и сейчас застрял и помимо воли обернулся на окна. В комнате теперь горел свет, он видел спину присевшего на подоконник Антона. Потом рядом возник силуэт Эллы, она протянула руку, кажется, коснулась лица Тохи. Редкий дернулся с такой силой, что вместе с побежденной калиткой вывалился на улицу, а точнее, прямиком в лужу.

Это был уже перебор. Редкому захотелось схватить камень и пульнуть им в окно коварного бывшего друга. Он едва не привел замысел в действие, начав шарить вокруг себя руками. Но кое-что отвлекло его от недоброго дела. Причем настолько, что он даже телефон достал, включил фонарик и посветил на землю вокруг себя.

Здесь повсюду были следы, и следы странные. Как будто ребенок лет десяти бегал босиком вдоль забора. Эдик вернулся во двор, прошелся, сложившись пополам, под окнами. Все заросло жесткой рыжеватой травой, но пару следов он все же отыскал. Один сильно вдавленный в землю, будто обладатель ноги залазил на выступ стены и заглядывал в окно, а потом соскочил на пятку. Редкий долго приноравливался, чтобы сфотографировать его. И всем сердцем желал, чтобы кто-то из оставшихся в доме выглянул и спросил, что он там делает.